Господа, есть идея

[AnnetCat]

...не моя, но делюсь.

19.04.2012 в 18:24

Пишет  Chiora:

Неделя богата...
... на идеи безумные. Пожалуй, могу поделиться частью их с общественностью.

Безумная идея №1. Господа и дамы ЛоГГовцы, а не поучаствовать ли нам в !!Фандомной битве!!??

Уведомление * FAQ * Этапы и квесты

Если совсем вкратце, то там - 4 этапа...

Если совсем вкратце, то там - 4 этапа, в каждом из которых за каждое выполнение "квеста", (драббл, фик, арт, клип и т.п.), которых может быть неограниченное количество, баллы начисляются, за невыполненный - снимаются. ЛоГГ-фандом на битве может заявиться и поучаствовать, и, имхо, вполне может не вылететь при этом в совсем уж беспросветный минус. Насколько он будет небеспросветным - этот минус, зависит от того, как сработается команда

Сложности могут возникнуть с "Внутренними покоями" и "Подземельем" - уровнями высокорейтинговых фиков. Предлагаю о последнем уровне пока не думать и не стремиться к победе любой ценой, с помощью многократного умножения рейтинга, а сосредоточиться на качестве (если что, канон позволяет написать высокий рейтинг даже без секса, на других факторах). К тому же, скорее всего, до "кинковой" энцы доберутся не все команды, а мы "не догоним, так согреемся". Так что давайте конструктивно обсудим возможности.

Grey Kite aka R.L., который мне, собственно, эту идею и подал, сказал, что при желании фандома займётся сбором команды и координированием - он человек достаточно толерантный, и проблем возникнуть не должно, если без провокаций.
А теперь - "приём".

Заинтересованным гражданам галактики предлагается идти сюда: 999-si-4.diary.ru/p175460589.htm
и идею обсуждать.

@темы: ссылки, разное, Legend of the Galactic Heroes

---

Фест однострочников по LoGH

[LoGH One String]

Доброго времени суток, граждане Галактики!

Предлагаем вашему вниманию новый проект - сообщество для регулярного проведения феста однострочников исключительно по фандому "Легенды о героях Галактики". Необходимость появления отдельной площадки для большего удобства потенциальных участников назревала давно, и наконец это случилось. Для всех желающих доказать, что краткость - действительно сестра таланта, теперь начинает работу наш фест.
Мы хотим предложить поклонникам любимого фандома новые возможности для творчества в более подходящих условиях для подобного формата.



Приём заявок на первый круг будет открыт в самое ближайшее время.

Ознакомление с правилами более чем желательно, разумеется.

Ждём у себя!

Если вам понравилась идея - администрация сообщества будет благодарна за перепост на вашем дневнике одного из наших баннеров.

@темы: ссылки, разное, Legend of the Galactic Heroes

---

"Сюжетные кролики"

[Миры Танаки]

В честь приближающегося уже прошедшего Года Кролика есть предложение заняться разведением Plot Bunnies. Здесь, в комментариях к этой записи.
Сюжеты фанфиков, которые хотелось бы написать, но по какой-то причине не сложилось; сюжеты фанфиков, которые хотелось бы прочитать, но до сих пор не удалось найти. Сюжеты по Мирам Танаки и идеи кроссоверов этих миров с другими галактиками. Сюжеты краткие и подробные, любого жанра и рейтинга, - всё, чего просит душа фаната.
Расскажите софандомцам о своих "сюжетных кроликах" и может быть... может быть кто-нибудь возьмет чужого кролика, и вырастит его в большой фанфик. Но даже если и нет... Маленькие кролики - тоже очень милые зверьки, с которыми все с удовольствием познакомятся.

рекомендации по оформлению Plot Bunnies

В комментариях к этой записи:
Шапка(фандом, персонажи, рейтинг); сюжет под MORE.

Для подробных сюжетов: можно запростить отдельной записью на сообществе, с пометкой в заголовке и в шапке [Plot Bunny]


Кролик ЛоГГовский, НЖП, Империя. new

уже выложенные кролики

уже выложенные кролики

Кролик ЛоГГовский, Постканон, Хильда, Миттельмайер
Кролик ЛоГГовский, Во всём виноват Эмиль
Кролик ЛоГГовский, Фридрих/Аннерозе, АУ
Kролик титанийский, про Ариабарта
Кролик-кроссовер, Doctor Who/LoGH
Кролик-кроссовер, Tytania/LoGH
(ухо кролика.)
Kролик титанийский, про Жуслана, который Анализировал Это
Kролик титанийский, Ариабарт/Полсон
Kролик титанийский, AUшный. "А был ли мальчик"
Кролик титанийский, AUшный. С Титанией вообще и Ариабартом конкретно не случилось неприятности по имени Фан

запись создана: 23.12.2010 в 20:44

@темы: plot bunnies, фанфики, Tytania, Legend of the Galactic Heroes

---

[Ариабарт пушистый и в фуражке]

Как известно, 12 апреля у Жуслана и Ариабарта Титания был день рождения. Ура!
Ладно, на самом деле Танака нам сказал только, что день рождения у них где-то между первым января ("лорд Ариабарт, которому в этом году исполнялось 28 лет" (с) третий том, первая глава) и 18 мая, когда то ли Жуслану, то ли Ариабарту уже стукнуло 28 ((с) где-то в третьем томе). И родились Жуслан с Ариабартом в одном месяце.
Но, раз никакая фоннатская печень не выдержит выпивать в их честь каждый день на протяжении пяти месяцев, давным-давно было решено отмечать ДР братиков 12 апреля. Им ведь все равно, а нам приятно. И день, опять же, знаменательный.
И в этот раз решили, что можно отметить ДР AJ-Альянса не банальным "дзынь, кампай!", а более... предметно. Не обычными подарками - для очередных предметов искусства у лорда Жуслана в галерее уже места нет, лорду Ариабарту подаренный коньяк запрещают врачи, да и вообще, куда им, мятежникам, лишние вещи? У "Руно" грузоподъемность ограничена!
Нет, для них и о них писали драбблы по заявкам.

Автор:  Алэй Лан
Пейринг: Жуслан/Ариабарт
Рейтинг: PG
Ариабарт и Жуслан, пост-канон.

Ариабарт загремел в больницу аккурат на следующий день после празднования своего пятидесятилетия. На этот раз отделаться головной болью после лишнего бокала вина не получилось. Врач был настолько деликатен, что фраза "я вас предупреждал" так и не прозвучала. Жуслан связался с Ариабартом по комму, сухо пожелал скорейшего выздоровления и отключился. В его исполнении это походило на строгий выговор с занесением.
Ариабарт только плечами пожал - сходным образом Жуслан реагировал почти всегда, стоило только здоровью Ариабарта опуститься чуть ниже отметки "безупречно". Через неделю оттает, навестит с инспекцией. Сначала трахнет в метафорическом смысле, потом по-настоящему, Ариабарт пообещает, что ничего крепче чая пить не будет, и обещание, разумеется, выполнит. В конце концов, он же приносил Жуслану присягу.
Ариабарт только надеялся, что обещание соблюдать бессолевую диету Жуслан вырвет у него не раньше, чем лет через десять.


Автор:  Ариабарт пушистый и в фуражке
Персонажи: Жуслан, Ариабарт
Рейтинг: PG
Споры Жуслана и Ариабарта по поводу правильного воспитания Лидии.

- Это ты составил план учебы для принцессы Лидии?
Жуслан вздохнул и поднял взгляд от бумаг.
- Да, Ариабарт. Кто, по-твоему, нанимал ей учителей?
- Ты не слишком-то напрягался, - Ариабарт без приглашения уселся в кресло перед столом. - Она мне показала сегодня свое расписание. Кажется, это называется дежавю - смотреть на что-то и чувствовать, что ты это уже видел? Точно такие же занятия были у меня в ее возрасте. У тебя, подозреваю, тоже.
- Я взял мое образование за пример, да.
- Зачем?
- Странный вопрос. Разве ты не считаешь, что Лидия - умная девочка и достойна получить лучшее?
- Это не просто лучшее, Жуслан. Так обучают наследников Домов.
- Лидия - принцесса.
- Не наследная. Даже если она вернется домой, она не взойдет на престол. Или ты уже запланировал симпатичную революцию на Эльбинге лет через восемь?
- Так далеко я еще не задумывался, - Жуслан махнул рукой в сторону бара. - Раз уж ты мешаешь мне работать, побудь полезным, налей мне чего-нибудь выпить. И себе тоже, конечно.
Ариабарт закатил глаза, но за выпивкой отправился без возражений.
- Что ты собираешься делать с ней? - спросил он, не оборачиваясь.
- Ничего. Я ее временный опекун, не больше. Я не могу выдать ее замуж, или дать ей место в парламенте, или что ты еще себе надумал.
Ариабарт присел на край стола и впихнул Жуслану стакан в ладонь - вышло это немного сердито.
- Ты сейчас разговариваешь не с каким-нибудь из своих подопечных царьков, Жуслан. Можно подумать, я не знаю, как ты умеешь убеждать. Если ты захочешь, Лидия сделает все, что угодно, и будет уверена, что сама так решила.
- Я не буду подталкивать ее ни к чему, что принесет ей вред. В это-то ты можешь поверить?
- При том, какое ты даешь ей образование и воспитание? Девочке, которая не получит власть сама по себе? У которой все перспективы - удачно выйти куда-нибудь замуж? Даже я не настолько легковерен, Жуслан.
- Разумеется, я использую ее в будущем, - Жуслан пожал плечами. - Я всех использую. Как и ты. Как и все вокруг. Но я буду действовать, исходя из ее блага. Хочешь, поклянусь в этом?
Ариабарт провел рукой по волосам Жуслана - ласка, которую они себе редко позволяли.
- Не надо. Я верю, что ты хочешь, как лучше. Ты всегда хочешь, как лучше.

Автор:  Ариабарт пушистый и в фуражке
Пейринг: Жуслан/Ариабарт
Рейтинг: PG
Как Жуслан впервые выспался в постели Ариабарта

...А проснулся Жуслан от того, что его несколько бесцеремонно трясли за плечо.
- Жуслан! Просыпайся.
- Уходи, - четко сказал Жуслан и махнул рукой, надеясь попасть Ариабарту в глаз. Или в нос. Чтобы тот понял раз и навсегда - крайне опасно приходить к Жуслану в спальню и будить его в несусветную рань.
- Куда я уйду, это моя кровать.
...Чтобы тот понял раз и навсегда - крайне опасно будить Жуслана в несусветную рань.
- И время уже девять утра.
...Чтобы тот понял раз и навсегда - крайне опасно будить Жуслана.
Жуслан открыл глаза. Ариабарт выглядeл возмутительно довольным - и они действительно были в его спальне.
- Доброе утро? - осторожно спросил Жуслан. Ситуация была для него новой, до этого дня все романтические свидания проходили либо в его апартаментах, либо на нейтральной территории. В первом случае он знал, как вежливо выпроводить даму вскоре после секса, а во втором можно было уйти одновременно.
А сейчас он находился на территории Ариабарта и понятия не имел, что тот делает по утрам. Сразу вскакивает и одевается? Завтракает в постели? Нежится под одеялом? Как ему, Жуслану, нужно себя вести, чтобы не выставить себя идиотом?
Ариабарт выглядел взъерошенным со сна и вставать не собирался, наоборот, устроился поудобнее, повернувшись на бок и притянув Жуслана к себе.
- Утро доброе, - подтвердил он. - Через час нам надо выйти, но не раньше.
- Куда выйти?
- Из спальни. Можно и раньше, просто... нам не обязательно спешить.
- Хорошо, - Жуслан натянул одеяло до подбородка. Дома он каждое утро тратил хотя бы пять минут на то, чтобы полежать, наслаждаясь накопленным за ночь теплом. В чужой кровати это было не так просто, Жуслану все время казалось, что он должен поскорее освободить "не свое" место и от необходимости уйти поскорее было неуютно. Поэтому он не слишком любил улетать из Ураниборга надолго - какими бы комфортабельными не были номера гостиниц, Жуслан никогда не высыпался в них по-настоящему. Ночевать же на "Аустре", где Жуслан устроил себе маленький филиал дома, не позволял этикет.
Ариабарт довольно хмыкнул и уткнулся Жуслану в шею.
- Как спалось? - вопрос прозвучал просто до неприличия довольно.
- Я же не потерявшая невинность девица, - недовольно буркнул Жуслан. - Хорошо спалось.
И сам удивился, когда понял, что сказал правду. Он отлично выспался в совершенно незнакомой обстановке, в чужой спальне, с партнером, с которым был близок совсем недолго. Хотя, если учесть, сколько времени они с Ариабартом знали друг друга...
- Мне тоже хорошо спалось, - Ариабарт зачем-то подул Жуслану в волосы.
- Надо повторить?
- Надо. Ты придешь ко мне сегодня вечером?
Жуслан чуть не сказал "Лучше ты ко мне", но вовремя одумался. У него была одна теория, почему он так по-домашнему чувствовал себя в кровати Ариабарта и ее надо было проверить. И не раз.
- Обязательно приду.


Автор:  Botan-chan
Пейринг: Жуслан/ Ариабарт
Рейтинг: G
Жуслан, день рождения

Не то, чтобы лорд Жуслан любил праздновать свой день рождения. Нет. Но иногда этот праздник был просто отвратителен.

Утро началось с официальных поздравлений. Нейтральных, или даже почти сердечных, или откровенно неприязненных. Или деловых, как у Аджимана, который не преминул напомнить про сами-понимаете-князь-насколько-важное-дело, отчёт по которому должен быть предоставлен уже к следующему совету, который состоится завтра. Результаты Жуслан мог предоставить хоть в ту же минуту, но радости Дню Рождения это всё равно не добавляло.
Виртуальная открытка лорда Ариабарта содержала послание столь же вежливо-нейтральное, как и все остальные.

Потом прибыли официальные бессмысленные подарки, которые не имело смысла даже вскрывать, а некоторые стоило уничтожать ещё на подходе. Например, милый, родственный презент от Идриса, который едва не спровоцировал у Жуслана приступ жестокой аллергии. Где только нашлись эти проклятые цветы и, главное, откуда Идрис про них узнал? Жуслан пометил себе обдумать этот вопрос, а заодно приготовить Идрису достойный ответный презент к первому же мало-мальски подходящему празднеству.
Подарок от лорда Ариабарта пока так и не доставили.

Дальше день почти вошёл в обычную колею, хотя внеочередные звонки по комму от самых неожиданных людей и родственников изрядно мешали. Особенно от таких, как троюродная сестра матери, тётушка Касси, которая позвонила с нового, ещё незаблокированного номера. Тётушка обожала болтать ни о чём, а поскольку Жуслан был воспитанным молодым человеком, уважающим семейные связи… В общем, в этом году раунд остался за ней, а Жуслан несколько отвёл душу, вежливо пожурив начальника своей охраны безопасности, от чего тот несколько побледнел и клятвенно обещал в следующий раз тётушку Касси не пропустить.
Звонка от лорда Ариабарта не было, видимо, его слишком занимала необходимость управлять Золотым Руном.

Затем наступил вечер и время непременного званого ужина, на котором хозяину торжества предписывалось развлекать гостей. Почему не наоборот, Жуслан никогда не мог понять, поэтому про себя считал такое положение вещей ещё одним проявлением несовершенства мира. Хотя, конечно, свои плюсы в этом тоже имелись – Жуслан не был уверен, что смог бы выдержать утомительные попытки гостей доставить ему удовольствие. А так и они довольны, и ему неприятных сюрпризов ждать не приходится
Лорда Ариабарта, конечно, не было – Золотое Руно возвращалось из рейда только через три дня.

К счастью, в положенный срок День Рождения закончился, и появилась возможность отдохнуть от порядком надоевшего праздника.
Жуслан вошёл в спальню, только после этого позволил себе сердито и устало выдохнуть и сдёрнуть с шеи надоевший платок из цветного шёлка, который оказался просто на диво неудобен. Парадная форма, чтоб её. Потом рухнул в кресло и не думая сунул в рот порцию любимого умопомрачительно вкусного мороженного из вазочки, поджидавшей на столе. Потом задал себе вопрос, откуда здесь это мороженное взялось.
- Извини, - сказал Ариабарт, сидевший в соседнем кресле. – Я постарался прибыть раньше, но не успел к началу вечера. Зато привёз подарок, кажется, тебе нравится этот сорт.
- Да, - коротко согласился Жуслан. – Очень нравится, - с наслаждением облизал ложечку и невольно расплылся в широкой ухмылке, глядя на довольного Ариабарта. – Замечательный подарок, спасибо.

Не то, чтобы он любил праздновать свой День Рождения. Нет. Но иногда этот праздник был просто восхитителен.


Автор:  Алэй Лан
Пейринг: Ариабарт Титания/ Эдна Фредерикс
Рейтинг: G
Ариабарт/Эдна, преканон

- Зачем все портить, когда все так хорошо?
- Я не порчу.
- Ты думаешь, а это хуже всего. Лучше б ты имел привычку отворачиваться к стенке и засыпать.
- Ты бы меня пристрелила за такие привычки.
- Слишком много проблем, сколько нынче дают за убийство наследника?
- В Союзе, думаю, немало. Здесь тоже кое-кто не прочь заплатить.
- Так о чем ты думал?
- О нас.
- Не надо. Думай лучше об учениях.
- Успею еще. А пока могу себя позволить думать о приятном.
- Не можешь. Я не разрешаю. Мы ведь уже обсуждали это.
- Но ведь я молчу.
- У тебя на лице все написано.
- Неправда. Я себя прекрасно контролирую. Мое лицо непроницаемо...
- Это аутотренинг или ты просто врешь себе?
- Хорошо, тогда я буду думать о нас, какими мы будем через двадцать лет.
- Очень мило. Через двадцать лет ты меня и не вспомнишь.
- Ты сделаешь блестящую карьеру, конечно, я тебя вспомню. И буду гордиться.
- Гордиться, что спал со мной?
- Что первый рассмотрел твой потенциал.
- Вот через двадцать лет и поговорим.
- Ловлю на слове.

Автор:  Ариабарт пушистый и в фуражке
Персонажи: Ариабарт Титания, Эдна Фредерикс
Рейтинг: G
Ариабарт/Эдна, встреча в больнице

Ариабарт никогда не верил в то, что женщина на корабле - к беде. Сколько кораблей не вернулось, погибнув в какой-нибудь битве или просто пропав в космосе, и ведь на них не было ни одной женщины! Ерунда, предрассудки.
Так он и сказал Эдне при их первой встрече десять лет назад, надеясь заработать несколько дополнительных очков такой незашоренностью. Но получилось совсем наоборот - она вспыхнула и процедила сквозь зубы что-то настолько обидное, что у Ариабарта щеки загорелись, будто его ударили раскрытой ладонью наотмашь. Пришлось просить прощения за неудачную фразу. Впрочем, когда Эдна поняла, что он вовсе не подтрунивал над ней, она смутилась и согласилась выпить с ним кофе.
Лежа в больнице и просматривая донесения - пока Жуслан не снял с него эту обязанность, он все еще оставался главнокомандующим - Ариабарт пытался представить, как Эдна выглядит сейчас. Последний раз он видел ее год назад, на приеме для офицеров. Тогда у него получилось подойти к ней на пару минут, сделать несколько комплиментов, улыбнуться и спросить, не навестит ли она его. Он, конечно, получил отказ, но ни на что другое он и не надеялся. Эдна тогда мечтательно сказала что-то о том, как высоко она хочет подняться и Ариабарту оставалось только пожелать ей удачи и отойти. Он в ее планы все еще не входил.
Интересно, поймет ли Жуслан, как ему повезло?
Впрочем, подумал Ариабарт, глядя в окно, он пристрастен. Он следил за карьерой Эдны, не вмешиваясь - он обещал - но все время готовый помочь, если придется. Ее послужной список был впечатляющим, но он признавал, что смотрел на него сквозь розовые очки - это же была его Эдна. Вернее, не-его.
Жуслан как-то обронил, что не собирается жениться до сорока. Ариабарт не сказал ему, что установил себе такой же срок. Как бы он не любил Эдну, но он был обязан продолжить род. И если она через двенадцать лет все еще не решит датъ ему шанс, придется искать кого-нибудь другого. Другую. Не то, чтобы Ариабарт этого хотел...
Ариабарт замер. Он ведь больше не один из четырех князей, он никто, он... Пустое место. Состоятельное пустое место, его личный счет никуда не денется, но его политическая карьера была окончена в тот момент, как он приказал прикратить сражение. И в тот момент, как Жуслан сбежал из Уранибурга он, Ариабарт, лишился всякой надежды на примирение с кланом. Он все время об этом забывал - привыкнув думать о себе как о одном из сильных мира сего, трудно переключиться на "я просто Ариабарт". Мысль царапнула что-то внутри, будто содрали корку с ранки, но к этому чувству Ариабарт за последние пару недель привык. А сразу за этим пришла другая мысль - кто знает, как теперь поведет себя Эдна.
Может быть, к мятежнику Ариабарту она отнесется благосклоннее. Ариабарт откинулся на подушку, прикусив губу. Столько вариантов развития событий - и все зависели от того, что решит Жуслан. Если он просто заберет флот и улетит, оставив Ариабарта в больнице... Представив себя скучающим в больничном саду, Ариабарт рассмеялся - сначала тихо, а потом захохотал уже в голос. Никуда Жуслан от него не денется. А где Жуслан - там сейчас и Эдна.
***
Она все-таки навестила его - поздним вечером. Ариабарт понадеялся на свое положение раненого - но получил стандартный, хоть и теплый, поцелуй в щеку.
- Какие... интересные цветы, - сказала Эдна суховато, поглядев на пушистые красные шары в вазе.
- Каждый день приносят разные. Но всегда одного цвета, - пожаловался Ариабарт. Он уже успел взять ее за руку и не собирался ее отпускать.
- Поклонники?
- Медсестры.
- Одно другого не исключает.
Ариабарт вздохнул. Сколько он провел переговоров, но сейчас придумать, как просто спросить Эдну о ее дальнейших планах, связанных с ним, не мог. Впрочем, она сама о них заговорила.
Ариабарту льстила мысль, что она уверена в нем и в Жуслане, и в их новорожденном союзе. Но когда Эдна начала строить планы на "после победы", он поднял руку.
- После победы Жуслан сформирует новый совет, - сказал он. - Не думаю, что буду в него входить, все-таки я успел себя скомпроментировать.
Эдна хмыкнула, но Ариабарт решил не обращать на это внимания.
- Жуслан предоставит мне любую должность, какую я пожелаю... после победы.
Эдна подняла брови.
- Я думаю... если ты согласишься, то смогу выбрать ее с учетом твоих интересов тоже.
- Она в любом случае будет связана с флотом.
- Да. Но раз я уже не буду князем... И не буду главой одного из Домов... Тебе не кажется, что наш тогдашний договор можно будет пересмотреть?
Эдна молчала. Она протянула руку и взяла из вазы один из цветков. Вода с тонкого стебля капнула Ариабарту на ладонь и он поморщился от внезапного холода на коже. Эдна теребила лепестки, а Ариабарту оставалось только молчать. И ждать.
- Я... подумаю, - сказала Эдна наконец. - После победы. Когда Жуслан предложит тебе твою... любую должность. Я подумаю.

Автор:  Ариабарт пушистый и в фуражке
Персонажи: Жуслан, Ариабарт
Рейтинг: G

Похороны Залиша. Выкрики из толпы и реакция братиков. Бонус за мужика в футболке

(мужик в футболке - см. 8 том, с.38)

Ариабарт на секунду оборачивается к нему и тихо говорит:
- Ты только посмотри на них.
Жуслан кивает. Они не могут позволить себе выбиваться из протокола, все их слова и движения расписаны по минутам, и даже выражение лица должно быть у всех одинаковым - умеренная скорбь и уверенность в том, что убийца лорда Залиша не останется безнаказанным. Только ему сейчас хочется скривиться от отвращения и сплюнуть.
Конечно, тут подобралась специфическая публика. Тех, кто присутствует на похоронах Залиша, проверили и перепроверили, никаких сюрпризов не будет - все лояльны, преданы клану и даже, может быть, искренне горюют. Всех неблагонадежных заранее предупредили - оставайтесь дома, вы тут не нужны. Не устраивайте цирк на чужом горе.
Жуслан точно знает, что в самом клане горе разве что у леди Терезы, а она не пришла - осталась дома под присмотром врачей. Все остальные высчитывают свои шансы, прикидывают, как лучше подольститься к Безземельному Лорду, как обратить на себя внимание... или к какому потенциальному кандидату на освободившийся пост сейчас идти с уверениями в собственной верности.
Безземельный Лорд пока даже не рассматривает прошения, отговариваясь необходимостью выдержать положенный срок траура, прежде чем выбирать нового князя, открыто покупает себе время. Он любит наблюдать, как в Ураниборге начинается грызня. Проигравших ждет всеобщее злорадное сочувствие, играющих против правил ждут допросы в СБ, а победителей ждет внимание лорда Аджимана - и еще неизвестно, что хуже.
Всем, кто собрался за ограждением и не носит фамилию Титания, это неизвестно. Они пришли сюда посмотреть на верхушку клана и показать свою верность. Жуслан знает, что они не виноваты, что их воспитывали в уважении к Титании, что такие люди нужны им...
Но когда он видит парня в футболке с надписью "I Tytania", его передергивает.

Автор:  Алэй Лан
Персонажи: Жуслан, Ариабарт
Рейтинг: G

Жуслан, Ариабарт, преканон, взаимная неприязнь

Чтобы признать, что Ариабарт Титания не лишен достоинств, Жуслану достаточно просто быть объективным. Нет, определенно, дело не в том, что Ариабарт недостаточно компетентен. Он хорош на своем месте. И, откровенно говоря, если сравнивать с Залишем, Ариабарт более открыт для компромиссов, менее увлечен грубой силой. А еще он популярен. Помнится, этот факт Жуслана действительно удивил. Но объективность объективностью, а раздражение никуда не девается. И каждый раз, когда оно находит путь наружу, Жуслан чувствует себя идиотом. Он умеет быть любезным с людьми куда более неприятными, но с Ариабартом его выдержка раз за разом дает осечку, а все удары, напротив, достигают цели. У Ариабарта с выдержкой тоже не очень. Возможно, это наследственное. А, возможно, их изъян замкнут друг на друге.
"Брокколи", - думает Жуслан, - "это как с брокколи".
Как и многие, Жуслан в детстве не был фанатом овощей, но брокколи он просто ненавидел. Сейчас он помнил, разумеется, этот факт своей биографии, но не мог воскресить той неприязни - как-то само собой прошло. И брокколи он все же оценил. И овощи теперь ест не из соображений пользы, а просто потому что ему нравится.
Ариабарту сравнение бы точно не польстило, зато оно помогает Жуслану принять решение. Ариабарт может быть полезен, а от предубеждений личного характера пора избавляться. Кто знает, может, он распробует Ариабарта. И, может, Ариабарт ему действительно понравится.


Автор:  Алэй Лан,  Ариабарт пушистый и в фуражке
Персонажи: Жуслан/Ариабарт, упоминаются Жуслан/Франсия
Рейтинг: G

Франсия и ее реакция на роман Жуслана и Ариабарта

Франсия не была ни слепой, ни глупой, а с невинностью рассталась и вовсе давно. Что означает поведение лорда Жуслана, она поняла сразу, наверное, даже раньше него самого. Лорд Жуслан так привык высматривать в словах собеседников скрытый смысл, а в их поведении - тайные мотивы и второе, а то и третье дно, что, столкнувшись с искренностью, попался в ловушку, даже не заметив этого. А лорд Ариабарт и не понял, что ловушку расставил.
За ними было очень забавно наблюдать: за растерянностью на лице лорда Жуслана, за улыбками лорда Ариабарта, за их нечастыми прикосновениями. Франсия иногда краснела, увидев их вдвоем, хотя они никогда не позволяли себе ничего лишнего, и наверняка даже в мыслях не держали пойти дальше, чем могут зайти два кузена, хороших друга и союзника. Только лорд Жуслан слишком уж полюбил проводить время в компании своего родственника. Франсия не удивилась бы, если бы однажды он назвал ее в постели не тем именем.
От прислуги трудно что-то скрыть, а от человека, который меняет твои простыни, и вовсе невозможно - Франсия тут же узнала, когда они не ограничились посиделками в саду и обсуждением последних новостей. Хотя, кто знает, о чем лорд Жуслан говорил в постели с кузеном. С самой Франсией он иногда позволял себе расслабиться, точно зная, что его слова не пойдут дальше, что она сделает для себя выводы и будет избегать нужных людей, или, наоборот, искать их знакомства. С лордом Ариабартом он мог не сдерживаться и говорить прямо. А, может быть, они наоборот лежали молча, накрывшись одеялом с головой, отгородившись от всего мира, и обмениваясь спокойными поцелуями.
Франсия не знала и не спрашивала.
Она не ожидала, что лорд Жуслан перестанет с ней спать, и тот действительно пришел к ней через неделю после визита лорда Ариабарта. Он вел себя, как обычно, впрочем, даже если бы и нет, Франсия не стала бы опасаться за свое положение. Ее ценность для лорда Жуслана заключалась в умении обеспечить комфорт, и постель была частью этого комфорта, безусловно, но не самой значительной. Откровенно говоря, при том, что секс лорд Жуслан любил, он не придавал ему особого значения. Удовольствие, да, даже необходимость, но никак не повод для риска. С тем же успехом можно было бы представить, что лорд Жуслан изменит свое расписание ради пирожных с кремом, тоже нежно им любимых. Впрочем, многое зависело от того, с кем именно Жуслан собирался пирожные разделить. Ради Ариабарта он мог отменить любую встречу - Франсия, как секретарь, знала как минимум о трех подобных случаях.
Связь с Ариабартом нельзя было назвать просто опасной или неудобной. По своим возможным последствиям она была катастрофической, и если лорд Жуслан пошел на это, он должен был по-настоящему влюбиться, да что там - он должен был почти лишиться рассудка. Союз с Ариабартом сулил множество преимуществ, но любовная связь с ним, напротив, немедленно становилась ахиллесовой пятой. Им бы стоило ограничиться той ночью, но оба, кажется, миновали точку невозвращения. Франсии оставалось только наблюдать. И следить за свежестью простыней, разумеется.

Автор:  Botan-chan
Персонажи: Жуслан, Лидия
Пейринги: упоминание Балами/Лидия и Жуслан/Ариабарт.
Рейтинг: G

Шантаж.

- Лорд Жуслaн, когда я вырасту, можно мне выйти замуж за Балу? – вдруг спросила Лидия, деловито осматривая очередной цветок.
Цветок был из новых, раньше этого пронзительно-фиолетового растения в саду точно не было. Судя по озабоченному взгляду Лидии, возможно, растение кусалось, хотя, скорее, было просто потенциально ядовито.
- Мне кажется, этот вопрос следует обсудить позже и не со мной, - Жуслан невольно улыбнулся.
Принцесса, как всегда, поражала прямотой и непредсказуемостью поставленных целей. Пожалуй, Балами можно только посочувствовать… или позавидовать. Возможность жить вот так открыто – редкая роскошь в семье Титания.
- Конечно, с вами, - с непоколебимой уверенностью возразила Лидия и осторожно погладила пальцем усыпанный чёрными крапинами лепесток.
Нет, не пальцем, узкой полоской бумаги, которая тут же посинела. Любопытная реакция.
- Во-первых, Балу вас во всём слушается, поэтому не отмахнётся от моего предложения, если его озвучите вы. А во-вторых, папа всегда говорил, что большие перемены надо тщательно готовить заранее, и я с этим согласна. Если большие перемены наступают слишком неожиданно, то от них у всех только хлопоты.
Лидия сунула синюю бумажку в карман, поставила горшок с цветком на столик, между прочим, в опасной близости от чашки с чаем, и начала искать лейку.
Жуслан уже с трудом сдерживал откровенный смех.
- Вы совершенно правы по поводу неожиданных перемен, принцесса. Но почему вы решили, что я буду вмешиваться в личную жизнь Балами? В конце концов, его женитьба – сугубо его дело.
Лидия фыркнула и сердито сверкнула взглядом из-под чёлки.
- Вот уж неправда! Браки таких людей, как он или вы, всегда планируются, никакое это не личное дело. И вы мне обязательно поможете, потому что я могу написать целый список выгодных последствий нашей свадьбы. И ещё… ещё, если вы мне не поможете, я пожалуюсь лорду Ариабарту, вот!
Жуслан невольно подавился смехом. Меньше всего он ожидал от её малолетнего высочества такого аргумента.
- Да-да! – запальчиво продолжила Лидия и даже погрозила ему пальцем с самым решительным видом. – Лорд Ариабарт обязательно мне посочувствует, а вы огорчитесь, если он рассердится. Потому что вы его любите.
Жуслан поперхнулся второй раз. Если бы подобное сказал кто-нибудь другой, кто угодно, то не далее, чем вечером у СБ появилось бы новое задание. Но Лидия…
- Почему вы так решили? - сухо спросил Жуслан, с раздражением смотря, как фиолетовый крапчатый цветок шевелит лепестками и роняет в кружку с чаем, полную, между прочим, сомнительного вида сок.
А такой хороший чай… был.
Лидия явно смутилась, но тут же снова вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
- Но это же и так понятно, лорд Жуслан. Это же сразу видно! Вы и лорд Ариабарт… - она взмахнула руками, от избытка чувств не находя слов, чтобы объяснить, насколько очевидно то, что Жуслан и Ариабарт Титания любят друг друга.
Просто невозможно не заметить!
Жуслан вздохнул, взял чашку с чаем, покачал её в руке, разглядывая, как бликует в солнечных лучах ярко-синяя жидкость, потом отставил чашку. Лидия проследила за этим, ойкнула и поспешно сняла цветок со стола.
- Запомните, принцесса, шантаж – одно из самых сомнительных средств, которые только можно использовать, - всё ещё прохладно сказал Жуслан. – И легко может обернуться против вас самой. Не пытайтесь больше так делать. А с Балами я… может быть, поговорю. Когда подрастёте.
Лидия виновато шмыгнула носом, кажется, начиная понимать, насколько неправильными были её слова, прижала к груди горшок с цветком, скомкано попрощалась и пошла к грядкам. Но через несколько шагов остановилась.
- Я прошу прощения, лорд Жуслан, - сказала она почти чопорно, а потом вдруг улыбнулась. – Но, честное слово, всё равно сразу видно! – потом она убежала.
Жуслан вызвал Франсию, приказал принести ещё чаю и вздохнул. Надо было что-то делать. Если всё и в самом деле ясно даже ребёнку, то следовало принять меры. Хотя бы сократить количество взаимных визитов, не говоря о…
Раздался сигнал вызова. Именной. Жуслан нажал на ответ, успел подумать, что зря, и, возможно, как раз не стоило…
- Я приду сегодня вечером? – привычно спросил Ариабарт, как и всегда, явно говоря не о чисто деловом или даже дружеском визите.
Жуслан на миг помедлил с ответом, чувствуя, как совершает непоправимое.
- Конечно, приходи, - ответил он и улыбнулся.
И к чёрту возможные последствия. В конечном счёте, если вдуматься, это такая мелочь.

Автор:  Алэй Лан
Персонажи: Жуслан и наследник
Рейтинг: G

Жуслан с наследником

кроссовер!

- Вам бы следовало предупредить его, лорд Жуслан. Он пришел встречать меня с букетом.
- И где же букет?
- Пострадал, когда лорд Балами упал в обморок. Букет смягчил падение.
- Не уверен, что смог бы подготовить его к подобному.
- Но вы могли попытаться.
- Сделанного не воротишь. Как ты себя чувствуешь?
- Сейчас уже хорошо. Период адаптации был ужасным, но специалисты на Бете свое дело знают.
- И как...гм...ощущение новизны?
- Все функционирует. Хотя мне, в общем-то, не с чем сравнивать.
- Все бумаги для усыновления уже готовы. С завтрашнего дня можем начать. Кстати, мне понравилось, как ты переделала свое имя, Лидия.


Автор:  Ариабарт пушистый и в фуражке
Пейринг: упоминаются Жуслан/Ариабарт, Жуслан/Франсия
Рейтинг: G

Жуслан делает Франсии предложение. Давняя связь с Ариабартом в наличии, Жуслан старается быть честным

- То есть, вам нужен инкубатор и прикрытие? - уточнила Франсия, выслушав лорда Жуслана.
Странно, что за столько лет вместе и после всего, через что они прошли, она все еще называла его про себя "лорд Жуслан".
- Если бы мне было нужно только это, я бы просто воспользовался какой-нибудь из многочисленных дам, которые увиваются вокруг, - немного обиженно сказал лорд Жуслан. Франсия фыркнула - рядом со все еще холостым князем Титания и правда... увивались дамы. В количестве.
- Мне нужно... - Жуслан явно с трудом подбирал слова, - нет. Я хочу, чтобы рядом со мной была именно ты. Я хочу именно тебя представлять, как мою супругу. И чтобы именно ты была матерью моих детей.
- Потому что лорд Ариабарт на эту роль не годится, - не выдержала Франсия.
- Да, - лорд Жуслан немного грустно улыбнулся. - У всех свои недостатки, правда? Я знаю, что для тебя это не самая выгодная сделка. Если ты согласишься, у тебя будет гораздо больше обязанностей. Ты не сможешь уйти, если полюбишь кого-нибудь... во всяком случае, уйти открыто. На тебя все будут смотреть, за тобой будут пристально следить. Не буду оскорблять тебя и пытаться тебя купить обещаниями каких-нибудь материальных благ... - с каждым словом он мрачнел все сильнее. - У тебя действительно нет никаких причин соглашаться.
- Нету, - согласилась Франсия. - Вы не можете предложить мне ничего такого, чего у меня бы уже не было. И потеряю я действительно гораздо больше.
- Я прошу прощения, - Жуслан сглотнул. - Забудь о нашем разговоре.
- Я как раз собиралась сказать, что все равно согласна. Стать княгиней Титания - это будет... интересно. А должность вашей домоправительницы мне, признаться, немного наскучила.


Автор:  Алэй Лан
Пейринг: Жуслан/Ариабарт
Рейтинг: G

Жуслан/Ариабарт, возвращение Ариабарта после очередного сражения

С поля битвы теперь чаще всего возвращаются, не измяв мундира, или не возвращаются вовсе. Процент раненых, тем более раненых и выживших в космических сражениях, невелик - в потерях чаще всего значатся экипажи целиком. У "Руна" счастливое название, капитан с легкой рукой, и отличное вооружение. Они должны были вернуться, и они вернулись. Жуслан ни на секунду не позволил себе усомниться и только сейчас почувствовал, что подобная убежденность потребовала от него немалых усилий. Это как обманывать детектор лжи - вы должны быть спокойны и уверены в своих словах. Он жив, он вернется. Да, нет никаких сомнений, с ним ничего не может случиться. Я уверен. Я точно знаю.
Жуслан уже наперед знает - его хватит на встречу в порту, на короткое празднование. Его хватит на то, чтобы смотреть, как Ариабарт раздевается, и не слишком торопиться после. Сделать все, как Ариабарту нравится. А потом всю ночь Жуслан будет слушать его дыхание. Звучит романтично, но страха в этом больше, чем романтики. Жуслан смыкает пальцы на запястье Ариабарта, считает пульс. Иногда люди умирают во сне. Иногда их часы останавливаются без всяких на то причин, и за свое недавнеее спокойствие Жуслан платит почти животным ужасом, необъяснимым беспокойством, неспособностью заснуть. Пульс под его пальцами бьется ровно и успокаивающе. К утру все пройдет, к утру он снова будет уверен, что Ариабарт в любом случае вернется к нему.


Автор:  Ариабарт пушистый и в фуражке
Пейринг: Жуслан/Ариабарт
Рейтинг: РG

Жуслан/Ариабарт, видео

Видео, которым навеяло:
www.youtube.com/watch?v=ZSgdyNZABt0
Смотреть с 15ой по 36ю секунды. Так Берти и танцует, да.

Разумеется, у Жуслана были свои люди в штабе Ариабарта. Не шпионы, о нет, и не явные предатели - Жуслан никогда не опустился бы до такого. Просто люди, кое-чем ему обязанные и время от времени делившиеся информацией.
После создания их с Ариабартом альянса Жуслан так же прибегал к помощи своих информаторов - только на этот раз он просил их высматривать признаки настоящего предательства. Они были преданы Ариабарту и повиновались охотно, и даже были полезны. Ну а после победы в них отпала нужда. Вызнавать секреты Ариабарта? Тот сам приходил и рассказывал все.
Так что, когда Жуслан получил письмо с полузабытого адреса с прикрепленным к нему файлом, он искренне удивился. Запись с давней вечеринки? Какое ему дело до того, чем занимался Ариабарт... он посмотрел на дату создания видеофайла - десять лет назад? Даже если ему сейчас прислали домашнее порно с Ариабартом - это было до того, как они двое стали любовниками и никак Жуслана не касалось.
Первые секунд шестнадцать Жуслан продолжал недоумевать - обычная вечеринка во второразрядном клубе, замчем ему это. А потом камера резко развернулась.
Кто бы мог подумать, что Ариабарт способен так расслабиться, мелькнуло в голове у Жуслана. А потом все мысли исчезли, потому что Ариабарту было всего двадцать лет, он был в белой полупрозрачной рубашке, он был явно нетрезв... и он танцевал, вовсю дурачась и корча рожи. Ему явно было хорошо и весело.
Зрители вокруг одобрительно свистели, Ариабарт повернулся вокруг себя и камера снова отъехала в сторону. Жуслан даже застонал от разочарования и просмотрел видео с начала. И снова, и снова, и снова, каждый раз подмечая все новые детали - что прическа у Ариабарта ратрепалась, будто кто-то взъерошил ему волосы, что верхние пуговицы у рубашки оторваны, что на шее у Ариабарта явно засос. До начала танцев Берти определенно зажали в углу.
Жуслан сглотнул, поняв, что завидует тому, кто это сделал, и что у него такой стояк, что даже больно.
"Я думаю, вам понравится, лорд Жуслан" - написал его информатор. Жуслан сделал мысленную пометку сказать ему при встрече спасибо и пошел искать Ариабарта. Для разговора и приватного танца.


Автор:  Алэй Лан
Персонажи: Аджиман, Идрис, Жуслан
Рейтинг: G

реакция Аджимана на желание Жуслана полететь к Ариабарту

Ужин ни одному из князей удовольствия не доставляет. Лорд Идрис наверняка предпочел бы увидеть на своей тарелке печень лорда Жуслана, а лорд Жуслан, не будучи любителем кровопролития, вероятно просто хочет, чтоб лорд Идрис перестал существовать. Внешне оба ведут себя безукоризненно - сидеть за одним столом с врагом - урок, который Титания осваивают еще детьми, но лорд Жуслан выглядит все же более расслабленным, более безмятежным. Возможно, обсуждение успехов лорда Ариабарта, действительно было ему приятно. Не слишком типично для их клана, но лорд Жуслан, определенно, не типичен. Он способен преподносить сюрпризы. Иногда Аджимана это радует, иногда - настораживает. Лорд Жуслан не противник, но в Уранибурге все не-противники находятся в категории "пока", и Аджиман чувствовал бы себя спокойнее, если бы более отчетливо понимал ход мыслей в его голове. Считает ли лорд Жуслан себя фаворитом? Аджиман подбросил ему достаточно косточек для этого, но все же не может сказать наверняка.
Лорд Жуслан встречается с Аджиманом взглядом и Аджиман кивает, давая ему слово и убеждаясь после нескольких фраз - о да, лорд Жуслан способен на сюрпризы. Это почти смешно - наблюдать за лордом Идрисом, который пытается постичь смысл нового хода противника. Аджиману почти хочется успокоить его и сказать, что он и сам сейчас ни черта не понимает. Потому что сказанное лордом Жусланом кажется ему настолько очевидной глупостью, что это просто не может быть правдой.
Оказать помощь лорду Ариабарту - вот, чего хочет лорд Жуслан, оказать помощь лорду Ариабарту, который только что одержал победу. Победу, которую они только что обсудили, придя к выводу (крайне неприятному для лорда Идриса) что лорд Ариабарт действовал безукоризненно. Аджиману хочется потереть виски, чтобы все это хоть как-то уложилось в его голове, но вместо этого он интересуется, осознает ли лорд Жуслан, что лорд Ариабарт, возможно, истолкует этот жест, как попытку забрать лавры себе. В голосе Аджимана явственно звучит предупреждение, а он редко позволяет, чтобы его интонации были настолько очевидны. Лорд Жуслан как будто пропускает это мимо ушей, заверяя, что лорд Ариабарт правильно истолкует его визит, и будет даже рад.
На лорда Идриса жалко смотреть - настолько все происходящее за столом альтернативно всем его внутренним установкам. Аджиман уверен, что леди Теодоре сегодня придется ну очень постараться, чтобы тот смог уснуть, и, возможно, даже ее чары не помогут лорду Идрису обрести покой. Незавиден удел того, кто пытается разгадать загадку, главная сложность которой состоит в том, что загадкой она не является.
Лорд Жуслан получает отказ, и в какой-то момент выглядит действительно недовольным подобным исходом. Будто бы он был уверен, что лорд Аджиман одобрит это предложение, которое иначе как результатом помрачения рассудка и назвать-то нельзя.
Аджиман готов поставить свой титул, да хоть весь Уранибург, что просьба лорда Жуслана не имеет ничего общего с тонким расчётом.
А еще Аджиман готов согласиться с лордом Жусланом в том, что лорд Ариабарт будет рад. И не станет подозревать лорда Жуслана в попытке прикарманить его успех. Да что там - он с готовностью разделит его, возможно, даже отмерив Жуслану большую часть. Поделится по-братски, хотя Аджиман не подозревает даже, а может сказать наверняка, что отношения этих двоих иного рода. Не любовные пока, нет. И, возможно, таковыми не станут никогда, но близость в Титании меряется не постелью. И просьбу лорда Жуслана вполне можно истолковать, как признание в любви, пускай и весьма своеобразное. "Я хочу видеть его" - вот, что стоит за просьбой Жуслана. И Аджиману трудно представить, насколько велика должна быть эта жажда, чтобы лорд Жуслан позволил облечься ей в слова. Жажда, близкая к помешательству - не иначе.


Автор:  Ариабарт пушистый и в фуражке
Персонажи: Жуслан, ОЖП
Рейтинг: G

Как Жуслан реагировал на слухи о своем родстве с Ариабартом. Преканон.

- Ой, это же лорд Ариабарт!
Жуслан покосился на свою спутницу. Досталась же в сопровождающие такая дура! Если бы не приказ отца, он бы вообще не пошел на сегодняшний прием - кого интересуют правительства каких-то второразрядных планет? Марионетки, которых выбирают так, как захочется Безземельному Лорду! Но соблюсти правила вежливости было необходимо и князья Титания улыбались и раскланивались во все стороны. Если бы некоторые гости не притащили с собой несовершеннолетних дочерей, которых тоже надо было развлекать! Жуслан оказался в числе тех несчастных, которым сейчас приходилось делать вид, что они просто в восторге от перспективы весь вечер провести в компании малолетних девиц черт знает откуда.
А ему отец подобрал вообще... поразительный экземпляр. Симпатичная, да но такая дура!
- Ой! - снова ахнула девица. - Я не думала, что он придет. Я его видела один раз, когда он с флотом прилетал к нам, - поделилась она с Жусланом. Как будто ему интересно было знать!
- Да, лорд Ариабарт любит летать по разным планетам, - кисло сказал он, про себя прибавив "раз уж ничего другого у него не получается как следует". Ариабарт в противоположном конце зала опекал приставленную к нему девушку - огенно-рыжую, так что при взгляде на нее дух захватывало, и выглядел при этом вполне довольным жизнью. Наверное, ему со спутницей повезло больше. Или у них уровень умственного развития оказался одинаковым.
Девица искоса посмотрела на него - кажется, она считала, что у нее это вышло лукаво и кокетливо.
- Я слышала, что вы с ним родственники. Близкие, - это слово она особо выделила, - родственники.
Жуслан похолодел.
- Мы с ним кузены, - вежливо сказал он, подхватывая девушку под локоть и мягко уводя ее подальше от Ариабарта. - В Титании кузенами и кузинами называют всех, кто принадлежит к одному поколению, так проще, но мы с Ариабартом и правда двоюродные братья. Наши матери родные сестры. И вышли замуж за двоюродных братьев. Почти одновременно.
Девица выглядела немного разочарованной и смотрела на Жуслана недоверчиво. Она явно рассчитывала на другой ответ. Откуда она могла узнать, лихорадочно подумал Жуслан, кто мoг ей сказать? Кто-то из живших на планете Титания? Надо выяснить и заткнуть рот болтуну.
- Это, наверное, очень романтично, - долетело до него. Жуслан понял, что пропустил болтовню своей спутницы и виновато улыбнулся ей.
- Прошу прощения?
- Это, наверное, было очень романтично - двойная свадьба, - повторила девица. - Ваши матери должны были очень любить друг друга, чтобы согласиться на такое.
Скорее, ни одна из сестер не хотела уступить другой в выборе даты, подумал Жуслан. Он знал, что его мама иногда была слишком ...тщеславна.
Даже у лучших женщин были недостатки, так всегда говорил отец, оплачивая новые наряды мамы.
- Да, очень, - туманно согласился он.
Девушка просияла и стала забрасывать его вопросами о матери: ей было интересно все о княгине Титания. Жуслан с готовностью отвечал - тема была безопасной и говорить о маме он любил. Главное, чтобы речь снова не зашла про Ариабарта и их близкое родство. Жуслан был согласен иметь дело с приставленной к нему малолеткой, он был согласен иметь дело с Ариабартом, но не с ними обоими одновременно.

@темы: слэш, фанфики, гет, джен, Tytania

---

Фанфик | Не думать о белой обезьяне

[Botan-chan]

Автор: Botan-chan
Фэндом: Tytania
Пейринг: Балами/Лидия, намёк на Жуслан/Ариабарт
Рейтинг: PG
Жанр: юмор
Примечание: 1) пост-канон и в силу этого АУ. 2) Написано для Алэй Лан

Не думать о белой обезьяне.

Не думать о белой обезьяне.

- Балу, скажи, ты меня любишь? – вдруг задумчиво спросила Лидия во время очередной прогулки в саду у лорда Жуслана. – И будешь со мной всегда?
Балами вздохнул. О том, что с него снимут обязанности по опеке её высочества, он перестал мечтать уже давно. Да и было бы о чём мечтать, в конце концов, он действительно привязался к взбалмошной принцессе.
- Конечно, Лидия, - ответил Балами и едва не погладил её по волосам.
В последнее время ему почему-то стало сложно вспоминать о правилах этикета и не нарушать и без того близкую дистанцию.
Лидия улыбнулась, чуть прикрыв глаза, потом снова посмотрела на него в упор.
- Между прочим, мне уже двенадцать лет, - сказала она.
Балами кивнул. День рождения принцессы праздновали четыре месяца назад, и это событие получилось очень запоминающимся, чего только стоили ароматические свечки на торте, которыми потом пропахли все коридоры. Не говоря уж о сбежавшем подарке, который ловили чуть не всем дворцом. В общем, трудно было забыть тот факт, что не так давно её высочеству исполнилось двенадцать лет.
- И я уже девушка, - добавила Лидия продолжая как-то особенно многозначительно смотреть на Балами. – Не ребёнок.
Тот почувствовал лёгкое беспокойство. Кажется, Лидия пыталась ему на что-то намекнуть. Лично с его точки зрения она всё равно оставалась вредным взбалмошным ребёнком, но…
- И значит, - продолжила Лидия. – Мы с тобой можем вместе спать. Как взрослые.
Балами икнул и несколько раз тупо открыл и закрыл рот.
- Да ты… да что за глупости?! - только через несколько секунд выговорил он, с трудом вспомнив, как это делается.
Лидия остановилась и сердито поджала губы. Это её выражение лица было Балами знакомо очень хорошо, и означало, что Лидия собирается добиваться очередной безумной цели любыми способами.
- Почему? – резко спросила она, глядя на него снизу вверх. – Почему глупости?!
- Потому что ты ещё маленькая! – Балами возмущённо взмахнул руками.
У него просто не было слов, достаточно подходящих для того, чтобы описать всю несуразность её предложения. Надо будет поговорить с Франсией. Наверняка Лидия опять тайком насмотрелась каких-нибудь неподобающих фильмов. Или книжек начиталась. Иначе откуда у неё в голове такая блажь?
- Я же уже сказала, что я не девочка! – сердито топнула ножкой Лидия и шагнула к нему вплотную. – Я девушка, а значит, могу быть с мужчиной. Если ты не знаешь разницы физиологии ребёнка и…
- Я знаю! – взревел Балами, отшатываясь назад и чувствуя, как горит лицо.
У него не было ни малейшего желания обсуждать с Лидией подробности женской анатомии. И вообще с кем бы то ни было беседовать на такие темы. Во имя всего святого, почему это чудовище до сих пор не научилось думать, что говорит?!
Лидия сделала ещё шаг навстречу. Балами попятился и упёрся спиной в дерево. Лидия улыбнулась и прижалась к его груди.
- Ты всё равно маленькая! Меня… - спасительная мысль засияла, словно маяк в шторм. - Да меня же посадят, если кто-нибудь узнает!
- О… - Лидия отступила и наморщила лоб.
Балами поспешил выскользнуть из предательской ловушки.
- Я не думаю, что это случится, - не очень уверенно сказала Лидия. – Я слышала, в гаремах некоторых лордов есть подростки. Хотя, ты прав – сначала надо проверить этот вопрос. Извини, я не подумала об этом. Я обязательно узнаю. А до тех пор, - она ткнула Балами в грудь тонким пальчиком, – ты не будешь встречаться с другими женщинами. Ты сам сказал, что любишь меня, значит, должен быть мне верным!
«Я соврал» - чуть было не выпалил Балами, чувствуя, как по спине под одеждой течёт пот. Его остановил звук шагов, донёсшийся из-за поворота. Спустя буквально пару секунд на дорожку вышел лорд Жуслан.
Лидия чуть вздрогнула, покраснела и поспешно отступила от Балами на пару шагов. Облегчения это не принесло.
- Лидия, - мягко сказал лорд Жуслан. – Тебя ищет Франция. Кажется, она говорила по поводу нового платья.
- О! Она наконец-то согласилась помочь мне его придумать, - Лидия радостно хлопнула в ладоши, потом бросила на Балами непонятный взгляд, снова покраснела и поспешно отвернулась. – Спасибо, я сейчас же пойду к ней.
Лорд Жуслан кивнул и посмотрел на Балами. Понять, что он думает, было совершенно невозможно, и Балами снова ощутил, как по позвоночнику стекают капли пота. Лидия на прощание одарила их обоих сияющей улыбкой и убежала чуть ли не в припрыжку.
- Я рад, что ты проявил достаточное благоразумие, - ровным тоном произнёс лорд Жуслан, подходя ближе. – Несомненно, Лидия её ребёнок, чтобы ни думала сама по этому поводу. К тому же, она несовершеннолетняя.
«Он всё слышал! Или не всё, но достаточно!»
Балами судорожно кивнул.
- Мне даже в голову не приходило… Что она может… Что так получится… - слова находились с трудом.
- Да, я тоже не ожидал подобного. Хотя, пожалуй, зря. Теперь я вижу, что это было ошибкой, - лорд Жуслан подошёл ближе и аккуратно поправил Балами скособочившийся шейный платок.
Балами замер, чувствуя себя кроликом перед удавом. Он прекрасно представлял себе силу лорда Жуслана и вдруг подумал, что если тот сейчас решит достаточно стянуть платок…
- Я надеюсь, благоразумие не откажет тебе и в дальнейшем, - невозмутимо продолжил лорд Жуслан. – Пока Лидии не исполнится пятнадцать, я запрещаю приближаться к ней с подобными намерениями.
Балами сглотнул и нервно кивнул.
- Мне всегда нравилась твоя понятливость, - лорд Жуслан улыбнулся и отпустил его шейный платок, теперь лежавший идеальными складками. – Пойдём, нас ждёт работа. Обещаю, в ближайшую неделю ты точно сможешь не думать об этой проблеме.
«Не думать… не думать о белой обезьяне» - почему-то вспомнил Балами.
Эта мысль его не утешила.
Как оказалось, не зря.

- Балу, нам пора, - Лидия стояла на пороге комнаты в длинном светлом платье, чуть мерцавшем под лучами ламп.
Она выглядела необычайно взрослой и казалось, что даже фигура у неё успела стать… эээ… куда более женской, хотя такого не могло быть. Балами поспешно отвёл взгляд. Он уже как-то попытался поговорить с Франсией по поводу нового гардероба Лидии – в конце концов, она отвечала за воспитание принцессы! Но Франсия только сердито цыкнула на него и несколько нервно посоветовала представить, как бы одевалась Лидия, если бы не её помощь. Уточнять Балами не стал, но больше Франсии такими разговорами не докучал. В самом деле, ей, пожалуй, приходилось не легче. И лорд Жуслан уже наверняка высказал ей всё, чтобы было нужно.
- Или ты хочешь, чтобы мы… задержались? – продолжила Лидия многозначительным тоном, который явно подслушала в какой-то мелодраме, и который в её исполнении звучал довольно нелепо.
Да. Вот именно. Глупо, по-детски и вообще смешно.
Балами поспешно отвернулся от зеркала, решив, что парадный наряд выглядит достаточно безупречно, и уверил Лидию, что нет никаких причин медлить.
Она делано глубоко вздохнула, но продолжать тему не стала - к счастью, ей удалось доказать полную незаконность её притязаний, и больше она не пыталась загнать Балами в угол. Впрочем, Лидия тут же ухватила его под локоть и прижалась к боку с самым довольным выражением лица. Балами не оставалось ничего, кроме как смириться с такой непозволительной близостью.
Её ладонь казалась очень горячей. И она совсем не выглядела девочкой, когда молча шла рядом, не пытаясь высказать очередную сногсшибательную идею и смирив проявления своей неуёмной энергии.
«Не думай. Она ещё ребёнок!» - увы, Балами был вынужден признать, что ребёнком она уже, к сожалению, не являлась. Совсем нет.
Ему не хотелось представлять то, какой Лидия станет спустя ещё какой-нибудь год-другой, но чем больше он старался отвлечься, тем живее воображение рисовало портрет сформировавшейся женской фигурки. Она, конечно, навсегда останется немного хрупкой на вид, хотя, возможно, несколько подрастёт. Несомненно, потеряет детскую гибкость, но, возможно, приобретёт немалую изящность. И…
«Не думай, - тоскливо уговаривал себя Балами, - Только не думай».
Узкая ладонь на его локте жгла даже сквозь одежду.
- И помни, ты обещал не обращать внимания на других женщин, - сказала Лидия перед тем, как они вошли в большой зал.
Балами только кивнул, потому что его уточнение, что он-то как раз ничего не обещал, всё равно никто бы не принял в расчёт.
- А то на этих приёмах леди только и пытаются… ну, ты понимаешь, - прошептала Лидия, и они вошли.
Что именно пытаются леди, Балами, конечно, понимал. Но, честное слово, никогда раньше он не обращал внимания, что пытаются настолько!
- О, виконт, добрый вечер. Ваше высочество, вы сегодня прекрасны, - графиня… Балами не помнил её имени, помнил только, что недавно она шумно и бесполезно пыталась добиться лорда Ариабарта, встретила их приветливой улыбкой и колыханием бюста размера этак пятого.
- Здравствуйте, мадам. Вы тоже великолепно выглядите, - несколько хрипло ответил Балами и услышал, как фыркнула Лидия.
«Я ничего такого не думаю!» - мог бы огрызнуться он, но лишь поспешил распрощаться с неприлично одетой дамой. Чтобы тут же наткнуться взглядом на следующую, кокетливо обнажившую точёные плечи и недвусмысленно ему улыбнувшуюся. Да что происходит?
Спустя буквально десять минут, Балами был готов поклясться, что все присутствующие женщины сговорились с целью хорошенько его помучить. Только оставалось неясным – за что именно. Он ведь ничего им не сделал!
«Не думай, - мрачно уговаривал себя Балами. – Просто не обращай внимания. Это обычные праздничные наряды!»
Ну, может быть, чуточку слишком откровенные. Во всяком случае, Балами не приходилось делать усилий, чтобы дорисовать в воображении то, что они скрывали. В какой-то момент он с ужасом понял, что представляет, что очередное едва держащееся на бретельках платье медленно соскальзывает с плеч Лидии, а не дамы, на которую было надето. На лбу выступил пот.
- Балу, что с тобой? Тебе нехорошо? – Лидия, только что беспечно беседовавшая с какой-то знакомой, заглянула ему в лицо.
Ещё глаза казались больше, чем обычно, а ресницы вдруг стали необычайно длинными и чёрными.
- Я в порядке, - прохрипел Балами и поспешил хлебнуть вина.
Ему хотелось убежать. И перестать думать о запретных темах!
Лидия некоторое время озабоченно смотрела на него, потом вдруг широко заулыбалась.
- Лорд Жуслан! Наконец-то вы пришли, без вас было скучно!
Балами облегчённо выдохнул. Присутствие лорда Жуслана и, главное, воспоминание о его пальцах, держащих шейный платок Балами, очень помогало отвлекаться от опасных мыслей. Жаль, что такое надёжное средство нельзя было использовать постоянно.
- Неужели твой кавалер не смог тебя развлечь? – во взгляде лорда Жуслана плясали весёлые искры, однако обманываться этим не стоило.
Балами несколько натянуто улыбнулся и поспешил отвести взгляд в сторону. Очередная кокетка, кажется, на этот раз маркиза, подмигнула ему из-за открытого кружевного веера. Балами захотел подойти к ближайшей стене и биться об неё головой до тех пор, пока она полностью не опустеет.
Приём обещал быть долгим. И не только приём.

Балами продержался несколько месяцев, с головой уходя в дела, никак не связанные с Лидией, придворными дамами и светскими приёмами. Чем дальше, тем хуже ему это удавалось, во всяком случае, в том, что касалось Лидии. И было неясно, что именно оказалось основной причиной – всё-таки Лидия, которая не собиралась позволить забыть о себе, или же сам Балами, который окончательно утратил контроль над собственными мыслями.
Одно было ясно точно – так продолжаться не может.
- Лорд Жуслан, у вас точно нет никаких срочных дел где-нибудь на окраинных планетах? – единственное, на что Балами надеялся, это на то, что его не спросят о причинах внезапной жажды путешествий.
Лорд Жуслан не спросил. Только посмотрел в упор, отставил чашку чая и молча вызвал на монитор какой-то текст.
- Ознакомься, - сказал он. – Этим делом давно надо было заняться, да всё руки не доходили. Полагаю, полное решение всех вопросов займёт около полугода.
Руки не доходили? У лорда Жуслана? Это же надо, так откровенно врать в глаза!
- Я буду счастлив служить вам, - Балами посмотрел на него почти с любовью. – Отбываю немедленно.
Всё же лорд Жуслан – лучшее начальство, о котором можно только мечтать. Тот слегка усмехнулся.
- Мог бы давно об этом попросить. Работы на периферии всегда полно, - в его взгляде плясали озорные искры. – В общем, развейся, Балами, давно пора. Заодно отдохнёшь от женского общества.
- И оценишь общество мужское, - лорд Ариабарт вышел на балкон из затемнённой комнаты. – Оно может быть весьма приятным.
Балами только вздохнул. Не стоило надеяться, что трудности его личной жизни окажутся никому не известными.
- Уж ты-то разбираешься в мужском обществе, - насмешливо и как-то двусмысленно протянул лорд Жуслан.
Балами почувствовал, что начинает краснеть. Пристрастия нынешней правящей верхушки клана давно стали секретом полишинеля, и всё равно ему было мучительно неловко видеть намёки на… это.
Лорд Ариабарт широко ухмыльнулся.
- Да уж знаю. Подумай, Балами, возможно разнообразие пойдёт тебе на пользу. И избавит от страха перед слишком настойчивыми дамами, - его рука как бы невзначай легла на плечо лорда Жуслана.
- Не собираюсь думать о таком разнообразии, - неловко пробурчал Балами и поспешил откланяться, чтобы избавить себя от дальнейших подначек.
Ну и потому что вдруг почувствовал себя совсем лишним.
- Вот ещё, думать о мужчинах, - ворчал он себе под нос день спустя, пробираясь по космопорту. – Я люблю женщин. И Лидию. Она тоже женщина… уже почти. А эти двое совсем уже стыд потеряли…
- Виконт Балами? – чей-то голос вывел его из задумчивости.
- Да, - Балами посмотрел на высокого статного офицера в форме капитана корабля.
- Я – капитан Вирджин. Вы полетите с нами, Лорд Жуслан уже передал все распоряжения.
У него было красивое лицо с правильными чертами и щёгольская острая бородка на старинный манер. Под кителем угадывалось тренированное тело.
- Благодарю. Рад познакомиться. – Балами пожал ему руку, отметил про себя, что прикосновение не было неприятным.
Совсем даже наоборот. А ещё было крепким и тёплым. И вообще, весь капитан был таким. И…
Когда Балами дошёл до своей каюты, он вдруг понял, что весь путь не отрываясь пялился на широкую красивую спину Вирджина, и чуть не заплакал
«Я не собираюсь думать о мужчинах! Мне нравятся женщины!»
Образ красавца-капитана и не подумал исчезнуть из его мыслей.
«Я не собираюсь думать о!..»
Балами застонал и ударился лбом о стену каюты. Потом ещё раз. И ещё. Кажется, предстоящий полёт грозил сильно затянуться…

@темы: фанфики, гет, Tytania

---

[М-ль Люсиль]

Фик вылежался, и я решила отнести его в сообщество.

Название: "В этих грустных краях"
Автор: Люсиль
Фэндом: Legend of the Galactic Heroes
Пейринг: Аннероза/Хильда
Рейтинг: PG-13
Отказ от прав: все права - у Танаки
Предупреждение: фемслэш.

И когда уносят ребенка, утомленная Хильда сползает на подушки и перестает улыбаться. Она исполнила свой долг, теперь можно отдохнуть. Медсестра делает неловкий книксен - верно, ее натаскали как следует, прежде чем впустить в палату к императрице. "Если вам что-то понадобится, ваше величество..." - но Хильда слабо двигает рукой, не дослушав до конца. Слишком много сил потрачено, она выжата досуха, она больше не может слушать чужие голоса. Медсестра выходит на цыпочках, бесшумно захлопывает дверь: в ординаторской она выпьет кофе, ненадолго прервет ночное дежурство. Ах, как полезны вот такие люди, - цинически думает Хильда, - ведь она непременно расскажет коллегам, что ее величество заботится о благополучии подданных даже в слабости и в болезни, и не требует для себя ни внимания, ни особого обращения. Для укрепления народной любви любые средства хороши. И тогда ее осунувшееся лицо меняется страшно, до неузнаваемости, страдание искажает миловидные черты: в одну секунду хорошенькая Хильда становится уродом. Большие потрясения не проходят бесследно, даже стойкая душа не вынесет постоянных ударов. Пережитый страх и шок возвращаются к ней, когда все уже благополучно позабыли о счастливом избавлении; новый повод для радости спит в пеленках, а императрица в безопасности, чего же надо еще? Ей ничего не надо, она остается наедине со своей золовкой, и молчит, не двигаясь, не притворяясь спящей. Все равно от зоркой Аннерозы ничего не скроешь, лучше и не пытаться. Подозвать ее или попросить уйти? Уже ночь, ей надо отдохнуть, а она не уходит, будто боится покинуть Хильду, будто не понимает - больше ничего не случится. Больше никогда ничего не случится. И Хильда, так и не решив, что делать - отпустить или удержать ее? - сжимает одеяло и шепчет:
- Аннероза...
- Хильда, что с вами? Позвать доктора? - тревожно спрашивает Аннероза. - У вас боли?
Нет, нет, у нее ничего не болит. Хильда молча поматывает головой - все в порядке, все хорошо, и кусает губы. Лишь бы отвлечься от надвигающегося плача, лишь бы придти в себя. Она привыкла крепко держать в руках свою нервную систему, стыдно ей будет, если она сорвется в истерику. В одиночестве можно себе устроить поблажку, нарыдаться всласть, но не при Аннерозе, усталой, отважной, проклятой спасительнице Аннерозе. Зачем она смотрит так проницательно, зачем она наклоняется к Хильде, как к маленькой, и по щеке ее гладит? Есть ли на свете что-нибудь унизительнее жалости - и кому об этом судить, как не Хильде, знающей толк в сочувствии, умеющей пожалеть? Прохладные пальцы отвратительно мягки и вкрадчивы, увернуться бы от них, как от змей, отвергнуть бы непрошеную ласку. Ей не нужны чужие милости, она привыкла справляться сама, она не вынесет утешений, только не сейчас.
- Все позади, Хильда, все позади. Теперь вы можете отдыхать.
- Ничего страшного, - выдавливает Хильда - а голос-то совсем спокоен, разве что дышать тяжело. - Боюсь, я немного не в себе. Я не привыкла к обезболивающим, мне, наверно, вкололи слишком большую дозу. Я посплю, и все пройдет. Вам тоже надо отдохнуть, Аннероза, вы... настоящая героиня, вы спасли меня, и...
Она не договаривает, горло перехватывает. И Аннероза видит, конечно, видит, как из уголков глаз стекают слезы, вниз, к вискам. Хильда может свалить все на аллергию, на наркотическое опьянение, на что угодно - но слова спутываются, и она чувствует, что выжата досуха, никому не нужна и никем не хранима. Для кого ее сберегли? Это ужасное ощущение, от него хочется умереть; но она-то жива, она чудом не погибла, как она смеет теперь даже в припадке мечтать о смерти? Ей бы прижаться к Аннерозе, выплакаться в ее объятиях, - да она не умеет просить о помощи, не умеет обнимать, ничего не умеет, не научили ее. Беда с девчонками без матери, беда, они вырастают упрямыми и неласковыми, и всю жизнь вздрагивают от бережных прикосновений, а не от физической боли.
- Хильда?
- Ничего, ничего, все в порядке. Не надо, не смотрите на меня.
Но Аннероза не слушает ее, но Аннероза наклоняется и целует ее сначала в мокрые глаза, потом в щеки, а потом в дрожащие губы. Распущенные волосы падают низко, от них еще пахнет дымом, кровью, цветами. В пожаре сгорели нарциссы, тюльпаны, фиалки - их охапками несли Хильде, расставляли по всем комнатам. Теперь остался только аромат, душистый пепел на развалинах: дом рухнул, преграды пробиты. И Хильда обнимает Аннерозу за шею, обнимает так, как никого не обнимала в жизни - ни родителей, ни мужа-императора. "У меня нет никого, кроме вас", - она бы сейчас выговорила это вслух, не побоявшись мелодрамы, она так измучена, что не слышит полутонов, не помнит о хорошем и дурном вкусе. У нее нет никого, кроме Аннерозы; отца к ней пускают на пять минут, ребенка уносят, а муж далеко, и что ему до Хильды? Он даже не станет спрашивать у нее, как назвать сына, он не доверит ей эту честь. И Хильда, опустошенная, истерзанная, ни капельки не влюбленная, целует Аннерозу, потому что надо же кого-то целовать, надо кого-то любить, иначе сойдешь с ума. День за днем она внушала себе, что любит мужа, день за днем она изображала хорошую жену, она старалась, видит бог, изо всех сил старалась, и все-таки проиграла. Понимает ли Аннероза, как ошиблась в Хильде, презирает ли за эту слабость - ведь сама же терпела десять лет, смирилась, укротила свои желания. А сколько лет терпеть Хильде - до старости, до смерти? В императорской семье нет и не будет разводов: раньше надо было думать. Не о своей ли ошибке она плачет так безутешно, не проклинает ли себя за поспешный и ненужный брак, за раздачу долгов? Она сама не знает, ее поцелуи не успокаивают - и все равно она не отпускает Аннерозу, целует так, что больно губам. Нервическая сила скрыта в тонких руках; у Аннерозы плечи покроются синяками от этих объятий, и платье не защитит нежную кожу.
- Хильда, - задыхаясь, бормочет Аннероза, - Хильда, не волнуйтесь, не...
- Не уходите от меня, - сухо и гневно требует Хильда. И снова в голосе не слышно слез, если б не мокрые глаза - кто бы догадался, что она только что плакала? - Не уходите, вы слышите? Я запрещаю вам уходить, вы нужны мне. Я хочу, чтоб вы были со мной.
Похороненное желание прорывается сквозь запреты, сквозь невозможности и немоту. Наступает, наконец, минута, когда надо ясно и вызывающе сказать: "Я хочу, чтобы вы остались, я вас хочу". Довольно прятать глаза и вежливо дожидаться, пока тот, кого хочешь, сам догадается. Это жест отчаяния, последний бунт бедной Хильды - на больничной койке, с анальгетиками в крови. Другого шанса у нее не будет, когда вернется император - волей-неволей придется вести себя, как прежде. Она не так нагла, чтобы изменять ему в открытую, позорить его интрижкой - с его же старшей сестрой. Измена приравнена к оскорблению величества; закон о супружеской неверности до сих пор не пересмотрен, закон еще действует, и Хильда может головой поплатиться - и Аннерозу утащить с собою. Значит, сейчас им дана всего одна ночь, треть или четверть ночи: пара часов, пока за ними нет надзора, пока все вокруг пьют и поют от радости, и плюют на все остальное.
- Я не уйду, - отвечает Аннероза, - вы же знаете, я буду с вами, пока не вернется...
- Нет, - обрывает Хильда. - Нет, молчите, я не хочу слышать.
- Хильда, я с вами, я не уйду от вас.
- Вы нужны мне. Я не выдержу без вас, вы нужны мне.
- Вы тоже... если б вы знали, как вы нужны мне, Хильда.
Они целуются снова, они уже переступили черту - и все, нельзя останавливаться, запрещено. Перед лицом смерти - перед черными дулами бластеров - они обе ощутили, что значат друг для друга. Да, нужно было нападение, чтобы свести их наедине, бросить в объятия, нужны были выстрелы, пожары, угрозы, сумасшедшие атрибуты приключенческих кинофильмов - и спасение в последний момент. У Аннерозы рот краснеет, как у ведьмы, глаза блестят, грудь вздымается под измятым платьем. И Хильда, как воду, собирает в ладони ее струящиеся волосы, приподнимает и зарывается в них лицом. Ах, эти сухие, золотые, тяжелые пряди, руно утерянное и обретенное!.. Ничего нельзя делать, только ласкаться, и Хильда ласкается к ней, трогает жадно, и шепчет:
- Я никуда вас не отпущу, я не позволю вам уйти и оставить меня одну, Аннероза. Я сильнее его, я вас удержу, я хочу быть с вами, поймите же, я хочу, чтобы вы были со мною, слышите? Чтобы вы всегда были со мною.
Как жалко и страшно ее бормотание, она лишается разума, главное оружие выпускает из рук - и нет более умницы Хильды, барышни Мариендорф, императрицы; нет, на кровати лежит растрепанная, измученная, совсем молодая женщина. И Аннероза узнает ее и не узнает, и заранее прощает все, что она наболтает в бреду, все, в чем раскается наутро. Маленький срыв простителен в ее положении: не так-то легко выжить в покушении, выжить в преждевременных родах, и хоть на миг не утратить рассудка. Все пройдет, все пройдет, затмение накатывает и отступает, взгляд проясняется снова. Но даже опомнившись, Хильда не отстраняется и не обрывает поцелуи, с вызовом - и с отчаянием закрывает рот Аннерозе, отрезает все пути. И пробует свою власть, взвешивает - как взвешивала на руке волосы Аннерозы: легка ли? тяжела? А Аннероза за плечи приподнимает ее с подушек, такую худенькую и некрасивую, в длинной больничной рубашке, и прижимает к себе, и шепчет:
- Полно, полно, Хильда, успокойтесь, я здесь, я с вами, я никогда вас не покину. Ну, не надо, не плачьте, моя хорошая, моя милая, моя девочка. Как же я могу бросить вас, если я вам нужна? Не бойтесь, пока я вам нужна, я вас не оставлю.
- А я, - беспомощно спрашивает Хильда, - я вам нужна? Скажите мне правду, Аннероза, я нужна вам, или вы только из-за того, что я его жена... из-за того, что я императрица... из-за ребенка? Или все-таки нет? Или вы думаете обо мне?
Ей кажется, она умрет в несколько секунд, пока Аннероза молчит, подбирая слова. Сердце отказывается биться, в груди нарастает боль. Аннероза не солжет даже из жалости, не разыграет комедию, чтоб утешить бедную Хильду; о нет, истина и долг - превыше всего для этой отважной особы, спартанки, ледяного цветка. Вот сейчас она решится и скажет мягко: "Мой брат поручил вас мне, я должна была позаботиться о вас", или: "Ваша жизнь драгоценна для империи", или: "Ради спасения наследника я готова была на все". Хильда никогда ни для кого не будет первой, даже для Аннерозы, видно, ей суждено при всех служить милой, полезной, славной компаньонкой, которую очень ценят, которую легко бросают. Зато к ней чудесно относятся, зато с ней вежливы и внимательны, чего же ей надо еще? Кто сказал, что ее непременно должны любить, кто сказал, что она непременно должна быть счастлива? Так обвиняемые ждут приговора - без надежды: выходят присяжные, тишина в зале, стук молоточка, судья, откашлявшись, читает приговор, и на улице уже скрипит телега, и сзади подходят, чтобы срезать волосы и обнажить шею, разодрав ворот, потому что в этом суде дают одно наказание - смерть. Ни просьбы, ни апелляции не помогут, легче умилостивить палача, чем внушить Аннерозе бессмысленную любовь. И Хильда смиряется, еще ничего не услышав, с небьющимся сердцем живет. Не все ли равно, пока можно обнимать Аннерозу и вдыхать ее запах, и чувствовать ее тепло, - не все ли равно, что за этими объятиями скрывается что-то другое, то ли невинное, то ли порочное, не касающееся души? В конце концов, и тело Хильды никто так не ласкал.
- Я думаю о вас, Хильда, - произносит Аннероза негромко. - И вы нужны мне.
О господи, ведь и брат Аннерозы говорил то же самое: "Вы нужны мне", - и Хильда улыбалась, отдавая ему руку, вверяясь ему; и гнала прочь тоненькое беспокойство, комариное разочарование: все не то, неправильно, она ему не нужна. История повторяется дважды: но не фарс следует после трагедии, нет-нет, всего намешано поровну. Сомнения не тревожат Хильду, она ничего не чувствует, ничего не боится: Аннероза помиловала ее, Аннероза думает о ней - и этого достаточно, чтобы осушить последние слезы. Да хоть бы ее слова оказались ложью, Хильда об этом узнает потом, когда вернется муж - брат, отец, его величество император; сколько титулов у него, и даже в мыслях она не называет его по имени, не может себя заставить. Когда он вернется, кончится пауза, она снова станет - императрицей, его женой. Да неужели она и вправду замужем за ним, неужели она выносила и родила ему сына? В его жилах и в жилах Аннерозы течет одинаковая кровь, и Хильде по человеческому и брачному закону следует любить брата сильнее сестры - а она все выворачивает наизнанку и даже не борется, не ломает рук, за своим желанием бежит, как за лебединым пером. Аннероза, наверно, презирает ее теперь за малодушие, за извращенную слабость. Узнать бы наверняка - да разве прочтешь что-нибудь в ясных синих глазах? Она сказала: "Вы нужны мне" - и большего от нее не добьешься, и под пыткой не вырвешь. Да и чем Хильде ее пытать - укусить в шею, чтоб остался круглый синяк, испортить репутацию одним-единственным засосом?
Но Хильда не сделает ей больно, ни от злости, ни от ревности, ни от любви. Если б не слабость, она встала бы перед Аннерозой на колени, прямо на холодный больничный пол соскользнула бы с постели и зарылась лицом в складки платья. Чем еще отплатить за все, что Аннероза для нее сделала, как попросить прощения за то, что Хильда была так слепа и неблагодарна? Ох нет, она дурная, она вместо вины ощущает восхищение, и на колени хочет опуститься, как любовник в романах опускался к ногам дамы - той, чьи взоры непреклонны. И если б у нее было чуть больше сил, если б на ней была надета не казенная рубашка, а, как прежде, сюртук и жилет, кюлоты и сапоги, - о, тогда бы она сломила сопротивление, она бы добилась своего. Может быть, ей мало только поцелуев - с Аннерозой?
- Я хочу вас, - говорит Хильда, - я хочу только вас, никого больше. Это ужасно, правда?
- Вам нельзя, вы слишком слабы. Вас нельзя тревожить.
- И это все, что вас останавливает?
- Да, - прямо отвечает Аннероза, и улыбается жестко, даже жестоко - как странно видеть злую улыбку на ее кротком лице. О чем же она думает в этот миг - о том, что предает своего брата, соблазняя его жену? Или вспоминает погибшего и похороненного мальчика, которого так любила? Или просто смеется над всеми телесными страстями, над бренными и нелепыми смущениями плоти? Она надежно защищена предписаниями врачей, она не тронет Хильду, потому что это вредно для здоровья - и к себе не позволит прикоснуться, ведь так будет нечестно. - Да, Хильда, вас нельзя беспокоить, не то у вас начнется кровотечение. Надо подождать хотя бы месяц, а лучше два.
- Я знаю, я знаю. Очень глупо - желать секса сразу после родов, не так ли? Но мне кажется, что секс с женщиной не так... опасен. И от вас я не забеременею.
Наркотики действуют до сих пор, Хильда сама не знает, что говорит. Нет, прекрасно знает, и позволяет себе больше, чем когда-нибудь, прикрывается мнимым опьянением. Другой возможности у нее не будет, так хоть сейчас можно не цепляться за вежливую ложь. Ведь не увлечет же она Аннерозу в койку, не задерет ей юбку, превращаясь из галантного кавалера - в кавалера предприимчивого не по летам. Ей довольно одного признания: "Я хочу вас"; ей довольно даже не утоленного, а названного желания, и поцелуя Аннерозы, еще одного болезненного поцелуя в рот. Они вновь принимаются целоваться, словно не понимают, что у них так губы распухнут; и одно оправдание этим безумствам - что поделать, никто их прежде не целовал, надо добрать упущенное, пока не поздно. Пусть кровь смешается в маленьких трещинках на губах - раз невозможно иное кровосмешение.
- Да, я не забеременею от вас, и к счастью, ни от кого больше не забеременею, - настойчиво продолжает Хильда. - Второй раз я этого не выдержу.
Запоздалое отвращение к собственной беременности, к бесформенному и разбухшему телу, к отекшим ногам - настигает ее сейчас, когда все уже позади. Она никогда больше не попадется, она будет легкой, свободной, юной - хватит с династии и одного ребенка! Пусть ей суждено быть матерью, а не женой - она чувствует, что к материнству у нее нет ни склонности, ни охоты; она выбирает роль не по нраву. Но в памяти возникает - блаженством и бредом - образ Аннерозы с младенцем на руках: это мадонна и дитя, отмеченные удивительным сходством, озаренные одинаковым светом; и Хильда договаривает с улыбкой, так просто делает чудовищное признание:
- Я бы хотела, чтобы это был ваш ребенок, ваш и мой, Аннероза.
- Что вы сказали сейчас?
- Я хочу, чтобы это был наш ребенок. Если вы попросите, я повторю это в третий раз, с удовольствием.
- Вы говорите ужасные вещи, - но она-то не отшатывается в ужасе, она пытливо смотрит на Хильду и придерживает за плечи. - Я притворюсь, что не слышала вас.
- Вы слышали. Сознайтесь, вы хотите того же.
- Хочу отнять ребенка у моего брата?
- Не отнять, нет. Вы хотите, чтоб он был вообще ни при чем, а этот ребенок был нашим. Он так похож на вас, Аннероза, я заметила, у него золотые волосы, как у вас.
- И как у императора, - возражает Аннероза, называя его уже императором, а не братом. Оттенки меняются каждую секунду, за ними не поспеть. - Сын похож на отца, вот и все, Хильда. Это я ни при чем.
- Но вы были со мной, когда он улетел на войну. Вы поддерживали меня и утешали, вы защитили меня, когда меня пытались убить, вы были со мной и держали меня за руку, когда я орала от боли, вы даже сейчас остались со мной, хоть вы устали, и вам надо отдохнуть. Поэтому не смейте говорить, что вы ни при чем, не смейте. Вы одна... думаете обо мне.
- Вы ошибаетесь, Хильда, есть еще ваш отец.
О да, она права, есть еще граф Мариендорф, милый, все понимающий, ничего не понимающий отец - ох нет, уже дед; он мельком увидел внука, он улыбнулся дочери и поцеловал ее, пока она лежала, вытянувшись, и отдыхала не от боли, а от чего-то большего, и ощущала освобожденное, вновь лишь ей принадлежащее тело. Они не смогли и парой слов обменяться, его попросили уйти - завтра, завтра придете, когда ее величество отдохнет. И он исчез - даже со спины было видно, как он гордится своею дочкой, подарившей жизнь наследнику новой империи. Умница, хорошая девочка, она исполнила свой долг. Все же он и сейчас думает о ней, вернувшись домой, перебирает мелочи и воспоминания - от младенчества ее до замужества; а впрочем, нет, он уже спит, тревоги утомили его, сбили с ног. Ну хорошо, он подумает о ней, когда проснется, и не сразу, но через год, через пять лет поймет, что она с собой сделала. До тех пор бессмысленно ждать от него сочувствия: она приняла решение, он ее не неволил, он не виноват в ее несчастьях.
- Отец дал мне слишком много свободы.
- Вы бы предпочли, чтобы он продал вас?
- Ох, нет, - говорит Хильда, - нет, нет, простите меня.
Аннероза кивает холодно, то ли прощая, то ли нет. Как красивы ее воспаленные губы, как строги и изящны черты - это оживший мрамор, Галатея, покинувшая скульптора, не ради другого, а ради одиночества. У нее не вымолить прощения, проступок совершен, жестокие слова падают невозвратимо, непоправимо. Хильда чересчур далеко зашла в своих жалобах - теперь будет расплачиваться сполна. Ее не продали за пригоршню золота, ее не ломали, как куклу, ее любили и баловали, все прихоти исполняли, и позволяли носить мужские костюмы вместо платьев. А она сама не сумела совладать со своею свободой. Неужели в ней таилась рабская жилочка, жалкий женский атавизм; неужели ей хотелось заполучить хозяина и господина и повиноваться, не рассуждая? От такого знания впору удавиться: легче быть распутницей, чем рабыней, легче спать со всеми, но никому не принадлежать. Или вовсе ни с кем не ложиться, застыть в холодном девичестве, охраняя свою чистоту.
Безразличие утрачено, дремавшая невинность наконец-то пробудилась: лучше поздно, чем никогда, нет, лучше уж никогда - но вино откупорено, надо его выпить. Женские поцелуи и ласки выводят Хильду из целомудренного анабиоза, из детского равнодушия. Она почти ничего не помнит о той ночи, когда зачала наследника, не желает вспоминать; пусть все забудется и сгорит. Аннероза сидит на краю койки и обнимает ее за талию, и поглаживает по спине, как собаку - все равно нечем накормить, нечем утолить ее голод. И даже если Хильда повторит сейчас: "Я хочу вас", - Аннероза ответит мягко: "Нельзя".
- Все останется по-прежнему?
- Все останется по-прежнему, Хильда. Я на вас совсем не сержусь.
- И совсем меня не любите.
- Неправда. Я вас очень люблю.
Скучное слово "очень" заменяет отрицание; раз она так говорит - значит, не любит. Хильда соскальзывает обратно в подушки и притягивает Аннерозу к себе, обнимает и пригибает ее голову низко-низко, губы - к губам. Так нельзя ни солгать, ни скрыть инстинктивное сопротивление - но Аннероза повинуется легко и гибко, склоняется над Хильдой и дует тихонько, щекоча дыханием, как перышком. А если действительно любит - что тогда? Разве Хильде по силам спорить с мертвым возлюбленным, с живым братом, с призраками и грехами, окружающими Аннерозу - со всей ее зримой и незримой свитой, с ее "маленькими"? Они никому не отдадут Аннерозу, они накрепко вцепились в нее - и она от них не откажется. В горном домике лежат запыленные пяльцы, игла воткнута в середину холста - пора, пора приниматься за дело, пока мыши не спутали нитки. Орхидеи расцветают в теплицах и не вянут - оцепеневшие, прекрасные, мертворожденные. Покинутые вещи ждут свою хозяйку, могилы зарастают оттого, что она не ухаживает за ними. В перевернутой колбочке песок сыпется снизу вверх, как маленький фонтан, замыкая время в кольцо. А Хильде дарят короткое утешение, ласково исцеляют ранки; когда она выздоровеет, ее оставят ради кого-нибудь другого, такого же несчастного. Ей не быть пажом Аннерозы, не сидеть ночами у ее ног, замирая от страсти и сладости. Ведь бедняжка Хильда - всего лишь девочка.
- Вы меня очень любите и все равно меня бросите. Вы не захотите жить рядом со мной, правда?
- Но вы же будете не одна.
- Нет, я буду одна, и император тоже будет один. Пожалейте хотя бы его.
- Если я уеду, вы не умрете, Хильда, - и ни слова не сказано об императоре, будто его и не существует вовсе. Будто Аннероза знает точно - он без нее не выживет, умрет. - Вы прекрасно справитесь.
- Да, но...
- Вы справитесь, - повторяет она властно.
- Я справлюсь, - покорно отвечает Хильда. И добавляет со злостью - это горечь побежденного: - Ведь я актриса, и неплохая, я буду такой, какой меня хотят видеть. Буду играть хорошую мать, хорошую жену, хорошую императрицу, у меня это недурно получается. Вы же этого хотите, не так ли?
- И долго вы будете играть?
- До самой смерти.
- До вашей смерти или до смерти Райнхарда? - спрашивает Аннероза.
- До вашей.
Аннероза сжимает губы, уголки рта вверх ползут, она еле сдерживает смех. Проклятие ее в том, что она никогда не умрет, переживет всех, кого любила, всех зароет и оплачет: Кирхиайса, брата, Хильду. Хильда слишком юна, Хильда сегодня по краю пропасти прошла - и все равно не поверила, что не бессмертна; ей и в голову не приходит, что она когда-нибудь умрет, а Аннероза будет навещать ее, до конца игравшую, и гладить камень с ее именем, как гладит сейчас сухую щеку с тоненькой соленой пленкой, нестертыми слезами. И над Хильдой зашумят деревья - "...где только крест и сень ветвей", ох, откуда же это взялось? Она сама не помнит, выскакивает обрывочек из воспаленной, возбужденной памяти, битком набитой словами, словами, словами. Тают бесследно обида, ревность и злость, тонкие пальцы разглаживают волосы Хильды, играют прядками, и по измученному телу проходит дрожь. Она снова хочет Аннерозу, голую, в постели, хочет держать ее в объятиях и спать с ней, хочет чувствовать во рту ее вкус. И наплевать на все законы, на долг перед супругом и перед государством, наплевать на нормы и правила, на хорошее поведение, на славу и доброе имя. Хильда снова хочет бунтовать - видно, не перебесилась три года назад, пустившись переделывать империю по собственной прихоти. Ей нужна была настоящая революция - не реставрация, не подновление обветшавшего фасада. Взорвать бы все, и дело с концом, придумать новые свободы. Как королева Кристина, она готова нарядиться в мужское платье и дать запоздалый обет безбрачия - чтоб нарушать его только с женщинами. Она готова и вовсе отречься от престола, бросить мужа и сына, поднять мятеж против всего на свете, contra mundum. Нерастраченные силы бродят в ее крови - вот откуда ее тревоги, ее смятение, ее тоска. Она рождена не для замужества и не для покоя, она выбрала неверный путь.
- А если я останусь, - говорит Аннероза, - вы будете счастливы?
- Если вы позволите любить вас, - отвечает Хильда.
Любовь многолика и переменчива: они могут так никогда и не лечь в одну кровать и все-таки любить друг друга тайно и томно; они могут, встречаясь у всех на виду, вести долгие вежливые беседы, а потом, уличив минутку, украдкой, наедине, поцеловаться коротко и разойтись - до следующего свидания. Аннероза позволит так себя любить, нет сомнений; до того легко и приятно принимать улыбки и затушеванные нежности, необременительные дары - и отплачивать за них мимолетными объятиями. Жизнь должна была бы отучить их от тяги к сексу - после того, как одну подсунули сластолюбивому старику, а другая отдалась из жалости и во имя империи - девственнику, мальчику для мужчин. После такого испытания захочется вовсе стряхнуть тяжелое тело, стать бесплотной и свободной - чтоб никто не смел прикоснуться, чтоб рука, протянувшись, сжимала не запястье, а воздух. А они до сих пор упорствуют в своих заблуждениях, в приязни к вещному, тленному, страстному миру.
И все-таки им дана маленькая отсрочка: месяц или даже два, пока не вернется муж-император, мальчик со щитом или на щите. Смерть идет по его следам, загоняет, как добычу, и разрешает ускользнуть ненадолго - иначе ей неинтересно. Наверно, Аннероза еще успеет уступить ему место рядом с Хильдой, возле постели или прямо в постели, если ему хватит сил, если он захочет сам. Разве не забавно, что сестра принимает обязанности брата и исполняет прилежно, пользуясь родственным сходством? Она прикидывается мужчиной, стирает границы между полами, целуя Хильду, как свою возлюбленную. Хильда может теперь сравнить поцелуи, жар и нежность, движения языков во рту. Дальше остается лишь любовное испытание, сражение под одеялом. Как бы императору не проиграть эту битву, ведь он не спал со своей женой после свадьбы! Какою злобой пропитаны эти мысли, как пугается Хильда, как раскаивается горько и называет себя дурной, гадкой, изменницей. Он всегда был к ней добр, он тоже старался, ох, как он старался. И если она его не любит - разве это повод, чтобы ненавидеть его? Разве это повод, чтоб из двух противоположных чувств выбирать одно, не допуская ни оттенков, ни компромиссов, ни спокойной дружбы? Пожалуй, она еще не опомнилась после родов, вот и сходит с ума.
И еще она думает о притворстве и о принуждении, о равнодушии и о заговоре молчания, о том, что жертва всегда и везде напросилась сама, о том, что ее судят без снисхождения. Глубоко внутрь, в подтекст, в междустрочное пространство упрятано свершенное насилие - ни царапинки нет снаружи, оболочка розова и гладка. Любые раны можно прикрыть браком или высоким положением, присыпать золотом, как могильной землей. Лишь бы соблюсти приличия - в глазах современников, и, если удастся, в глазах потомков. Тут и пригодятся отработанные формулировки, ведь на бумаге все выглядит понятно и просто: от поцелуев дети не рождаются, секс бывает только по любви, после свадьбы супруги живут долго и счастливо до самой смерти. Отступления недопустимы, окостенелый канон не поддается исправлениям и пересмотрам. И через столетия, когда все позабудут и о старой, и о новой империи, найдутся люди, которые пожмут плечами и скажут: "Была бы честь предложена! За такую цену - что беречь? Экое сокровище!".
За горсть монет продают и за доброе имя, за почет и побрякушки, за спокойную старость и беспечальную юность. Столько соблазнов, перед ними не устоять ни товару, ни продавцу. По крайней мере, так легче и приятнее думать, оформляя сделку. Наверно, Аннерозе тоже завидовали тайком и шептались, что ей повезло вытянуть билетик в Олений парк, пропуск в золоченые покои. О чем тут плакать, какая свобода ей нужна, ну какая? Если не бьют и не унижают, если одевают и вкусно кормят, можно смириться и полюбить тюрьму, и не желать большего. А когда стены рухнут, и умрет последний стражник, тогда-то она и поплачет, как следует поплачет, над собой, над своей разорванной жизнью.
В конце концов, только в детстве поступают, как хочется, а повзрослев, задумываются о долге, потихоньку сдают занятые позиции. "Ты же девочка, ты же девушка, ты же женщина" - тысячи лет напролет звучат эти доводы, оправдывая подчинение: так уж повелось испокон веков, нечего спорить и горевать. За смирение непременно вознаградят, при жизни или после смерти, а пока не наградили - улыбайся и терпи. Не смешно ли, что от них, осчастливленных бессрочным заключением, еще благодарности требуют, не смешно ли, когда им твердят: да другая бы на твоем месте радовалась с утра до вечера, да другая бы славила богов за такую удачу. Зачем жить и думать самой, зачем мучиться, нужно лишь отвергнуть права и свободы, признать себя ребенком рядом с мужчиной. И тогда существование станет блаженным и легким. "Старая дева", "пустоцвет", "перестарок" - по оскорбительной силе эти слова сравнимы с "потаскухой" и "сукой", нет, еще оскорбительнее, потому что за ними таится не разврат, а кое-что пострашнее - вольнодумство и независимость. Муж или любовник дают статус, мыслимо ли отказываться от высокого положения и отступать к париям - бесприданницам, уродинам, психопаткам, калекам, лесбиянкам? И разве смеет Аннероза сокрушаться о том, что была любовницей императора - как же, это такая честь! И разве смеет Хильда тосковать о своем девичестве, о двух-трех годах службы, о должности маленького секретаря? Пусть она окружена безмолвием, как стеной, но и сквозь ее одиночество пробиваются усмешки и пересуды: вот-де ловила жениха и поймала наконец-то, хитрая и алчная девчонка. А зачем еще она пошла к нему служить, как не за этим?
- Наверно, вы считаете меня предательницей.
- Нет, - отвечает Аннероза, - мне очень жаль вас. Я бы не хотела видеть вас несчастной.
- Подумайте, как странно получается: все, кому вы поручаете вашего младшего брата, любят вас сильнее и заботятся о нем из любви к вам.
- Вы преувеличиваете. Но я была бы рада, если б вы любили его.
- Простите меня, - устало говорит Хильда. - Я очень старалась, поверьте мне. Но я не думаю, что ему нужно, чтобы я его любила. Ему нужно, чтоб его любили вы.
- Вы думаете, что вы были всего лишь заменой?
- Разве можно думать иначе?
Удивительно легко она соглашается с тем, что была лишь инструментом, двойником, средством для утоления мгновенной боли. Как будто у нее вовсе нет гордости - но это ложное предположение, напротив, рассудок возвращается к ней, заставляя размышлять беспощадно и трезво. Если б не ребенок, не было бы ни свадьбы, ни внебрачной связи, ни короткой интрижки; ничего, кроме прежних рабочих отношений, омраченных взаимной неловкостью, холодом, разочарованием. Если б не ребенок, Аннероза осталась бы на Одине. Разве преимущества не перевешивают недостатки? Чего бы Хильде хотелось больше - чтоб та августовская ночь стерлась бесследно, перешла в небытие? Но со временем такие шутки плохи, полученный пробел все равно придется чем-то заполнять - эротическими фантазиями или кошмарными снами, поддельными воспоминаниями. Ей не по силам лгать себе самой. Наверно, даже неприятный постельный опыт не настолько ужасен, чтобы отказываться от него: что было, то было, вот и все дела. Ведь это не изнасилование, а просто неудачный секс; иные женщины годами его терпят и ничего, как-то живут. А Хильду никто больше пальцем не тронет, если она не захочет. Едва ли она счастлива сейчас, едва ли будет счастливой - ну и пусть, она не проговорится, не признает своей тоски. И для императора, и для Аннерозы она - подделка, кривое отражение истинной любви. За эту "ироническую прелесть" они дорожат ею, за то, что она - не он, не Кирхиайс.
- Вы успокоились, Хильда?
- Да, конечно.
- Все хорошо?
- Все хорошо. И я по-прежнему люблю вас.
- Ничего страшного, это пройдет.
Они обмениваются жестокими шутками, посмеиваясь над бессмысленной влюбленностью, над молодостью, над сердечными спазмами. "Все пройдет" - ничего не придумано лучше этого утешения; вечности для них не существует. Искренние признания превращаются в игру, в карнавальный флирт, только и разницы, что кокетничают не маски, а женщины с открытыми лицами. Им некуда бежать, они заплутали и забрались далеко. И надо двигаться еще дальше - к чему угодно: к дружбе, к разлуке, к предательству, к совокуплению, к измене. Как страшно делать следующий шаг и покидать обжитую, людную местность, как страшно оглядываться в последний раз на то, что бросаешь навеки. Они живут беспокойно, сохраняя мир для других. Кроткая Аннероза, тихая Аннероза никому не дает ни прощения, ни облегчения, теперь каждая война - лишь ее вина, в каждой смерти в конце концов виновата она одна. Узы развязаны из-за нее, только Хильда сумеет собрать и перевить нити, новую пряжу сплести. Это женская работа, мужчинам с ней не справиться. И Хильда понимает сейчас, в одну секунду, что скоро станет вдовой. Замужество ее чересчур коротко: император вернется, чтобы умереть, и ничего с этим не поделаешь, ничего не изменишь. Она видит будущее так подробно: исхудавшее тело, покрытое одеялом (или шотландским пледом, как флагом военным?), еще живые золотые волосы, заостренные черты, восковой лоб. Она слышит плач Аннерозы, смятенный шепот врачей, соболезнования, и собственный голос, произносящий какие-то уверенные и гордые слова. Как описать это наваждение, торжество смерти и похорон? Она оставляет цветы для тех, кто появится после; умершему ее дары не нужны.
- Вам больно? - спрашивает Аннероза.
- Мне очень хорошо.
- Вам надо отдохнуть, вы так мало спали.
- Еще минуточку, господин палач, - просит Хильда без улыбки, всерьез. - Еще одну минуточку.
Печальный анекдот известен давно, и последняя фраза, ударная фраза вошла в моду на закате империи. "Еще минуточку, господин палач", - и теперь говорят по старой памяти опальные дворяне, смутьяны и либералы, поддразнивая друг друга. Тем, кто обласкан сильными мира сего, не понять, в чем тут соль: они плечами пожмут и ткнут пальцем в висок, точно револьвером. А Хильда помнит предостережение, заключенное в беспомощной мольбе: короток путь от дворца до эшафота, от возвышения до упадка. И тогда "господин палач" не звучит противоестественно; у него больше власти, чем у покорителя королевства, империи или вселенной. Он и временем повелевает, отпуская одну минуточку длиннее целой жизни.
А она еще не готова расстаться с Аннерозой, со своим беспощадным и нежным палачом. Разве можно спать после всего, что было, после поцелуев, признаний и слез, таких безвкусных и безыскусных, точно вырезанных целиком - с куском страницы - из романа? Хильда глаз не сомкнет от волнения, проворочается с боку на бок. До чего обидно, что на больничной койке не улечься вдвоем, даже тесно обнявшись - тогда не надо было бы разлучаться с Аннерозой, лишь подвинуться и пустить ее под одеяло. Они бы уснули как сестры, а не как любовницы, никто бы не заподозрил ничего дурного. "Иди сюда, моя милая, у тебя ножки замерзли" - есть ли что-нибудь невиннее этого приглашения? Но Хильда не посмеет назвать Аннерозу "милой" в лицо, и никогда не скажет ей "ты", хоть и имеет право: ведь они породнились, стали одной семьей. Отчего бы не разрушить и словесную преграду? А все-таки - нельзя, им нужен этот холодок, притаившееся в речи старшинство Аннерозы, штрихом намеченная младшесть Хильды. Редкие нарушения подчеркивают правило; час назад, глядя сверху вниз с высоты своей жизни, как с башни, Аннероза награждает Хильду внезапною лаской и шепчет в утешение: "Моя милая, моя хорошая, моя девочка", - потому что нет иного средства, чтоб осушить ее слезы. Но повторения не будет никогда: и Хильда не заплачет во второй раз, и Аннероза не поддастся сентиментальному порыву. Любовный лепет смешон и мелок, они обе его переросли.
Аннероза улыбается отстраненно и устало: как знать, где сейчас ее душа, как знать, о чем она думает именно в это мгновение - не о том ли, что выбилась из сил, наговорила лишнего, утратила равновесие? А может, у нее просто болит порезанная ладонь. Пора заканчивать: дайте занавес и звонок, объявите разъезд; сегодня столько всего случилось, что хватит на целый год. Шторы спущены, часы остановились; душная ночь проходит за окном, медленно-медленно, торжественною поступью. Аннероза улыбается и, наверно, уже видит сны: неподвижен и холоден ее взгляд, мерно бьется сердце. Ее не разбудят ни рожок, ни крик петуха, нужно снадобье посильнее, нужно последнее и сладкое прощание. И тогда выручают чужие слова, приправленные иронией - потому что нельзя цитировать пылко и чистосердечно, даже влюбившись дотла. Хильда приподнимает ее руку и целует сквозь бинты, и шепчет:
- Послушайте, есть старое стихотворение, и вы его не знаете. Я принялся поправлять бинты: я поправлял их медленно, неторопливо. Ему было не больно, и мне нравилось созерцание крови: эта кровь была кровью моей любви.
А Аннероза прижимает руку к ее губам - и крови нет на бинтах, но Хильда все равно чувствует эту ранку, этот свежий порез. Ей жаль, что она не может дочитать стихотворение, ей хочется договорить до конца, да Аннероза закрывает ей рот, с непривычной настойчивостью требует поцелуя. И не так далеко ушли времена, когда женщинам целовали руки - или заламывали за спину, выворачивая из суставов. У старорежимной галантности отвратительная изнанка, чем скорее от нее избавятся, тем лучше; обожествление и унижение до сих пор ужасно близки. Равноправию тоже нужно учиться, и мужчины непременно освоят эту премудрость, как только немного придут в себя. А женщины и сейчас не причиняют друг другу лишней боли - если хотя бы любят: явление довольно редкое в эпоху нелюбви и войны. И пока Хильда нежит ее ладонь, Аннероза читает мягко и задумчиво:
- Когда он ушел, я нашел на полу под стулом алый клок ваты, оставшейся от перевязки, ваты, чье место – мусорное ведро.
Она помнит все, что могла бы забыть Хильда, она не позволяет перескочить через несколько строчек, принести в угоду краткости - красоту. Как четко произносит она каждое слово, как мелодичен ее глухой голос, как прелестен ритм стиха в ее губах. Хильде никогда не подняться до этого искусства; все попытки соперничества с Аннерозой оборачиваются проигрышем. И все победы честны и заслуженны, нечему завидовать: Хильда уступает, смирившись, признает поражение. Второе место тоже приятно и почетно; и не нужно непременно взбираться на вершину - ведь там придется либо доживать в одиночестве, либо встретиться со смертью. А Хильде не нравится ни тот, ни другой исход. Она социальное животное, она хочет компании; в конце концов, кому угодно надоест беседовать с самим собой.
"Повязка ослабла, и струйка крови потекла по руке..." Надо читать с начала, а не с середины; но разве Хильда знала, что Аннероза в своем уединении открывала те же книги, и те же стихи запоминала? Теперь ее не проведешь, не слепишь строчки заново: что там случилось на самом деле, не все ли равно? Так странен и очарователен этот гомоэротический напев; однополое влечение обнажено, и нет в нем бесстыдства, нет нарушения законов. "Он сказал, что споткнулся о камень, упал, расшибся..." Нет, не то произошло с Аннерозой, не от падения и не от удара забинтована ее рука; какое счастье, что стеклянный дождь не задел лица, только холодом обдал кожу. Но все ли осколки вытащили из раны? Может быть, позабытое стеклышко когда-нибудь вонзится в сердце Аннерозы и убьет ее. И это будет прекрасный исход, трагический исход - отсроченная гибель ради милой подруги, названной и навязанной сестры. Хильда водит губами по туго затянутым бинтам, обоняя запах ткани, лекарств, беды и больницы; над переборкой потолка, на светлом небе, расплываются созвездья. И ей чудится, что это Аннероза, а не она сама, металась в родовых муках и кричала от боли, сбрасывая непомерное, непосильное бремя; это Аннероза, а не она, шептала, что умрет, в последнем припадке слабости. Как странна и сильна иллюзия, восхитительное краткое самовнушение: она почти верит, что ребенок, которого унесли из палаты, - сын Аннерозы... и ее сын.
- Хильда? - тихо зовет Аннероза. - Что с вами, вы позабыли?.. - последнюю строку, которую надо сказать, чтоб покончить раз и навсегда с лирикой, последнюю строку - позабыла ли Хильда?
- Нет, я помню, - отвечает она. - Конечно, я помню. И я прижал эту вату к моим губам, и стоял, так держа ее, долго-долго – прижимая к губам моим кровь любви.

@темы: фанфики, фeмслэш, Legend of the Galactic Heroes

---

[Ариабарт пушистый и в фуражке]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

на фикатон 2012

[Ариабарт пушистый и в фуражке]

Фандом: Титания
Aвтор: Ариабарт пушистый и в фуражке
Бета: Алексиель
Таймлайн: преканон
Рейтинг: PG
Персонажи: Тереза в основном

После рождения младшего сына – Альзеса - Тереза практически сразу попала в древнюю, как мир, ловушку беззаветной материнской любви. Пусть Залиш пошел в отца - и лицом, и повадками, но Альзес был ее любимым мальчиком, и более того - с каждым годом он все сильнее казался Терезе отражением ее самой. Вот только он был смелее ее, он был умнее и хитрее, а еще он был мужчиной - и поэтому мог добиться всего того, что ей было недоступно.
Конечно же, она любила его больше всех.
В детстве Тереза всегда спрашивала у матери, почему в сказках никто не пишет про то, как именно герои "жили долго и счастливо" – история постоянно заканчивается, когда принцесса выходит замуж. Мама все время отшучивалась, а однажды сказала: "Вырастешь - сама поймешь". Она была права - Тереза поняла.
После пышной свадьбы с князем Титания – такая партия! все ее подруги рыдали от зависти - потянулись скучные будни. От Терезы ожидалось, что она будет рожать детей, блистать на приемах и заниматься домом. Со всеми своими обязанностями она справлялась блестяще - ее с детства готовили именно к этому, но Господи Боже, как же это было скучно! Да, она была занята целыми днями, но по вечерам Тереза валилась в постель и ловила себя на мысли, что было бы неплохо...
Она никогда не додумывала эту мысль до конца.
Ее сыновья были ее надеждой. У Терезы никогда не было братьев, на чью поддержку можно было бы рассчитывать, и она была счастлива, когда второй ее ребенок тоже оказался мальчиком. Залиш и Альзес - они должны были стать самыми близкими людьми и помогать друг другу во всем. Друг другу - и ей.
В этой приятной иллюзии она провела семь лет, пока ей не сказали, что только один из ее сыновей может рассчитывать на кресло в Совете.
«Никто не даст одной семье возможность сосредоточить в своих руках столько власти», - объяснял ей муж. «Никто не потерпит в Совете двух родных братьев», - сказал ей отец. Залиш наследник - его и будут готовить к посту князя, а Альзес - запасной вариант. Детей много не бывает, но Альзеса нужно воспитать так, чтобы он был предан брату и поддерживал его.
Тереза смотрела на своего мальчика - умного, талантливого, смешливого - и вспоминала про "запасной вариант". Получается, что все дети, которых она еще может родить, будут иметь все меньше и меньше возможностей. Конечно, она знала, слышала, что князем может быть не только старший сын, но – как же Залиш? Видит Бог, Тереза любила его - Залиш был ее радостью целых два года, пока не появился Альзес - но младший сын всегда был для нее чем-то особенным: он был лучше своего брата. Она ясно видела это: видела, как ее мальчик тянется к учебе, как внимательно слушает отца, подает реплики, необыкновенно глубокомысленные для пятилетнего ребенка. Залиш и вполовину не был таким умницей.
Но предполагаемым наследником пока что выбрали именно его.
У Терезы тоже был выбор и он был очень простым. Она отказалась от мысли воспитать Залиша по своему вкусу и сосредоточилась на Альзесе. Залиш перешел под руку отца и все чаще стал пропадать на его половине. Конечно, он приходил к ней и рассказывал о тренировках, где неизменно побеждал всех, о том, как весело было летать на отцовском флагмане, и что когда-нибудь у него будет такой же. Тогда Тереза целовала его сбитые в тренировочной драке костяшки, проводила по коротко остриженым волосам и отпускала обратно: в мир, куда ей не было доступа.
Альзес же оставался с ней. Он посещал те же уроки, что и брат, ходил на те же тренировки, но потом возвращался к матери и свободное время проводил с ней. Тереза следила за его внешностью, манерами, ссорилась с мужем, когда тот ругался, что она „делает из парня жеманную девицу“, и - самое главное - учила сына всему, что знала сама. Как манипулировать людьми, как не рассчитывать только на силу, как использовать для победы любые - даже самые грязные - методы. Да, отец учил Залиша играть по мужским правилам, но Альзес, благодаря Терезе, узнавал и вторую половину возможностей.
Тереза не сомневалась, в том, что Альзес захочет добиваться княжеского поста, ведь она с детства воспитывала его в уверенности, что он достоин большего, чем быть просто "запасным вариантом". Но она не сомневалась и в том, что ее младшему сыну понадобится вдвое больше усилий, чтобы добиться этого. Впрочем, что из того? Ему просто нужно было дать больше, чем брату, чтобы он смог подняться так же высоко со своей первоначально невыгодной позиции и Тереза делала все для этого.
Через полтора десятилетия после свадьбы Тереза стала настоящим мастером в умении манипулировать мужем. Да, она изменилась внешне и - Тереза не лгала себе никогда - не в лучшую сторону, но ее муж по-прежнему был уверен, что ему повезло с супругой. На его интрижки на стороне она демонстративно не обращала внимания, получая за это все больше привилегий: муж с возрастом стал сентиментален и все чаще говорил о том времени, когда наконец сможет передать дела сыну.
Залиш при этом улыбался гордо, а Альзес - вежливо.
Тереза знала, что у нее не так много времени: в совет уже совсем скоро должны были ввести двух новых князей, которые получили этот пост по праву рождения, и даже в собственной семье не конкурировали за него, будучи единственными детьми. Когда Тереза узнала, что они, ко всему прочему, единокровные братья, она была возмущена до глубины души. Оказывается, ее обманули - такое возможно!
Вскоре муж пришел к ней необычно задумчивым и попросил совета, пожалуй, впервые действительно интересуясь ее мнением. Безземельный Лорд потребовал, чтобы наследника их Дома наконец назвали официально.
- Назови наследником Альзеса, что может быть проще? - Тереза не сомневалась, каким будет ответ: муж не мог быть настолько слепым, чтобы не видеть, кто именно из его сыновей сможет лучше представлять их Дом, преумножая его славу, честь и богатство.
Но ответили ей совсем по-другому. Да, муж был согласен, что Залиш будет лучшим военным, чем политиком. Но Альзес… Альзес „тревожил“ его.
Тереза тогда чуть не задохнулась от гнева. Она воспользовалась всеми имеющимися в ее распоряжении приемами, пообещала все возможное и даже то, что еще несколько лет назад показалось бы ей невозможным, чтобы выторговать год - еще год для ее мальчика. Она знала, что дело того стоило.
Этот год она провела, как в аду: муж следил за обоими сыновьями, ему докладывали о каждом их шаге.Тереза ни на секунду не выпускала из глаз Альзеса, постоянно подталкивая его в нужном направлении, оберегая, скрывая его мелкие промашки, но со временем их становилось только больше.
Тереза не могла не признаться себе, что тоже тревожится. У Альзеса был тяжелый период - подростковый переходный возраст наложился на неуверенность в собственном будущем и на осознание того, что мало кто вокруг понимал, как же он на самом деле талантлив. Альзес всегда был очень ранимым мальчиком. Тереза не раз защищала его от учитeлей, от отца, от брата - ее очень расстраивало, что Залиш не поддерживает младшего так, как нужно было бы. Залиш никогда не был так чуток, как его младший брат. Да, Альзес иногда поступал необдуманно, но Тереза знала - он не со зла.
- Альзес действительно способнее, - сказал муж через год, задумчиво прикусывая губу. - И, пожалуй, даже лучше вел бы наш Дом. Залиш временами слишком прямолинеен. Почему ты не воспитывала его так же, как Альзеса? Хотя, может это и к лучшему. Пристрастия Альзеса мне не нравятся, - муж еле заметно поморщился. - Если бы он хотя бы получше их скрывал...
- Он же еще ребенок.
- Он Титания.
- Альзес знает свои обязанности!
- Он слишком жесток.
- Ты считаешь это недостатком? - Тереза не стала напоминать мужу о комнате в подвале.
- Ты считаешь, что все Титания жестоки? - муж хмыкнул. - Возможно. Хотя это и звучит, как надпись с какого-нибудь агитплаката Союза. Но согласись, что мы крайне редко позволяем себе наслаждаться своей жестокостью.
- Альзес не наслаждается чужими страданиями!
- Я видел, как он обращался со своим... другом. Важно не это: что ты любишь, как ты проводишь свободное время - никого не касается, если ты хорошо прячешь следы. Но дело в том, что Альзес и не думает прятаться. Уже пошли слухи.
Тереза считала, что Альзес достаточно сдержан на людях - после последнего их разговора он очень хорошо себя вел. Какая разница, чем именно он занимался с теми, кто был ниже его по положению, если с равными и с теми, кто был выше его, ее сын был безупречен? Но супруг был прав - ей уже пришлось затыкать рты некоторым болтунам.
- Он изменится, - улыбнулась она как можно спокойнее. - Дай ему еще время.
- Я дал ему год, как ты и просила. Он знал, что за ним наблюдают, знал, какие ставки в их с Залишем соревновании. Нет, - сказал муж. - Мы с тобой оба понимаем, что Залиш подходит больше. Дослушай меня! Альзес еще и младше. А чем позднее мой наследник получит пост, тем слабее будут его позиции в совете. И я не позволю чувствам... твоим чувствам испортить будущее нашей семьи.
- Мои чувства не ослепляют меня, - ядовито сказала Тереза.
- Тогда скажи мне, как ты представляешь себе князя, за которым надо постоянно присматривать, чтобы он не натворил дел?
- Альзес вырастет! Это просто такой период!
- И пока мы будем ждать, к Безземельному Лорду придет кто-нибудь другой. Тот же Эстрадо. Он уже намекал мне и ему на это. Вот кто умеет подать себя в лучшем свете.
- Его превосходительство не позволит ему стать главой чужой семьи!
- Я уже не уверен в этом.
Тереза потрясенно замолчала. Отдать власть над собой кому-то другому? Позволить чужаку - мать Эстрадо была из совсем уж отдаленной ветви семьи - распоряжаться судьбой их Дома?
- Мы не можем этого позволить! - вырвалось у нее.
- Именно это я тебе и говорю. Наследником будет Залиш. Он уже готов к вступлению в должность. За него я не тревожусь.
Тереза не знала, что еще сказать, она мысленно перебирала все возможные аргументы - и не видела выхода. Альзес еще так молод, так наивен! Но ждать в надежде, что через несколько лет он сможет избавиться от пришедшего на смену мужу князя - слишком опасно. Кто знает, до чего чужак может довести их дом.
Она согласилась - у нее не было выбора. Залиш, считала Тереза, будет помогать брату, он сделает все, чтобы поменять негласные правила и заменить одного из князей на Альзеса. Они братья - даже их соперничество не сможет этого изменить.
С этой иллюзией она прожила еще несколько лет, пока не выяснилось, что Эстрадо даже не собирался становиться главой их дома, метя совсем на другой пост, а Залиш и не думал помогать брату. Напротив, он собирался избавиться от него при первой же возможности. "Как же ты не видешь, что он опасен!" - возмущенно кричал Залиш, когда Тереза пришла к нему чтобы узнать, почему ее мальчика отправили на Эменталь.
- Он будет сидеть там, пока не поумнеет, - резко сказал тогда Залиш, впервые глядя ей прямо в глаза. - Или до самой смерти.
Тереза тогда ненавидела его, как и всех мужчин, которых она считала своими, о которых волновалась и заботилась - и которые в итоге обманули ее. А потом она ненавидела даже Альзеса - своего мальчика, свое отражение - который в конце концов оставил ее одну.
Поэтому когда через много лет к ней пришла Теодора и предложила исправить давнюю несправедливость, занять место, положеное ей по праву рождения - раз уж его не могут занять ее сыновья - Тереза с готовностью согласилась.

@темы: фанфики, фикатон 2012, джен, Tytania

---

Приключения "Мюзелябля", часть 8

[gr_gorinich]

Название: Приключения «Мюзелябля»
Автор: gr_gorinich при деятельной помощи М-ль Люсиль
Жанр и рейтинг: Роман-анекдот. AU, джен, многочисленные попытки кроссоверов со всем подряд.
Описание: отец Райнхарда фон Мюзеля – совсем не то, что вы о нем думаете. Приключения в космосе и на земле.
Отказ от прав: к тому, что написал Танака, и отсняли аниматоры, текст отношения не имеет. Все совпадения имен, названий, событий и таймлайна случайны. Автор за написанное ответственности не несет, перекладывая ее на блогосферу, откуда щедро черпались идеи и сюжетные повороты. Всякий, нашедший в тексте что-то свое, может прийти и забрать.

Главы 1 и 2 здесь: www.diary.ru/~tytania/p169168810.htm
Глава 3 здесь: www.diary.ru/~tytania/p169849182.htm
Глава 4 здесь: www.diary.ru/~tytania/p171893619.htm
Глава 5 здесь: www.diary.ru/~tytania/p172025890.htm
Глава 6 здесь: www.diary.ru/~tytania/p172987989.htm
Глава 7 здесь: www.diary.ru/~tytania/p173722965.htm

Авентюра восьмая. О том, как «Мюзелябль» повстречался с «Летучим феззанцем» и избежал печальной участи.

Авентюра восьмая. О том, как «Мюзелябль» повстречался с «Летучим феззанцем» и избежал печальной участи.
Этот человек торговал всем, кроме жидкости для ращения волос. «Служу наглядной антирекламой», – так объяснял он это исключение поставщикам. На заре своей деятельности он продавал наркотики, машины, часы и контрамарки в одинскую оперу. Потом стал приторговывать космолетами и планетами, из тех, что помельче. Первую свою жену он продал в публичный дом, вторую – на органы для подпольной медицины, и с тех пор прекрасно обходился без постоянной спутницы жизни, меняя и продавая налево и направо любовниц. Свой загородный дом он продал пяти покупателям одновременно. Родину продал за большие деньги и, кажется, тоже не одному претенденту. С какой стороны ни посмотри, Адриан Рубинский был гением оптовой и розничной торговли, королем космических рынков. И даже сами феззанцы, народ вороватый и дошлый, его побаивались и очень, очень уважали.
Отчего-то Рубинский получил среди сограждан прозвище «Черный лис Феззана», хотя лису, да еще и черную, не напоминал ни сияющей лысиной, ни намечающимся пивным животиком, ни ручищами в стиле «первый кузнец на деревне». Что же касается хитрости, то покажите нам лису, которая за одного паршивого зайца-выбегайца выручила бы три-четыре миллиона имперских марок. А Рубинский – тот и не такое мог, особенно когда бывал в ударе. Впрочем, на прозвище он не обижался. «Лучше лис, чем скунс», - добродушно говорил он, прихлебывая виски.
В момент, когда разворачивались события нашей повести, Рубинского унесла с родного Феззана очередная торговая авантюра: он улетел продавать драгоценности. Так и рекламировал всем губернаторам планетных систем:
- А вот, ожерелье Артемиды приобрести не желаете? Только для выходцев с Земли: фантастическая скидка, тридцать процентов. Себе в убыток отдаю. И подлинное, заметьте, тут и штампик стоит: «Мое. Артемида Зевсовна», греческими буквами… А молота Тора нет, молот уже изерлонцы купили, такой прекрасный скандинавский оберег не каждый день на рынке появляется. Если появится, немедленно сообщу, и, по знакомству, совсем дешево уступлю... Так ожерелье я вам заверну?..
Торговля шла бойко (иначе у Рубинского она никогда и не шла), ценные товары уже были все распроданы, осталась в трюмах сущая ерунда, но не тащить же было ее домой? Однако кому и как в открытом космосе можно сбыть груз терморегулируемых мухобоек для холодных планет или «многофункциональные чудо-пылесосы, с ними вам не понадобятся ни холодильник, ни аэрогриль»? Адриан чесал лысый затылок, но до поры до времени никакая победительная идея не озаряла его.
И вот, в один прекрасный день (а может, то была ночь, в космосе не сразу и разберешься), на радаре «Летучего феззанца» появилась красная точка. Приближался корабль, а значит, потенциальный покупатель, сама судьба посылала его Рубинскому, как куру в ощип. Конечно, читатели нашей повести не удивятся, узнав, что встреченным кораблем был «Мюзелябль».
- До-ро-гой вы наш! – приветствовал Рубинского Себастьян фон Мюзель, едва тот выбрался из космической шлюпки. – Золотой, ненаглядный, яхонтовый! Вас-то нам и надо! Проходите, не стесняйтесь, не бойтесь, это мои дети – Райнхард, вынь руки из карманов! - это наш адмирал, это попугай, это наш боцман, это наш заложник, это рояль, вот тут немного неприбрано, а вот наш юнга за работой, вот собачка… да вы осматривайтесь, чувствуйте себя, как дома.
От щедрого гостеприимства бывалому торговцу стало несколько не по себе. Когда коммерческого агента встречают с такой радостью, можно даже к гадалке не ходить: у встречающих ни гроша в кармане, да и счета в имперских банках отсутствуют. А продавать в кредит и в рассрочку Адриан Рубинский считал ниже своего достоинства, девизом его было «Утром деньги – вечером стулья». Бог торговцев и воров посмеялся над своим адептом, столкнув его в космосе с совершенно бесполезной посудиной.
Впрочем, он все-таки сделал попытку предложить команде «Мюзелябля» пылесос, и Мюзель-старший даже объявил с энтузиазмом, что они устроят складчину и наберут нужную сумму, но и эту жалкую сделку испортил вредный тип с ненатуральными глазами. Подсунул Мюзелю бухгалтерскую книгу, заявил унылым тоном, что в этом месяце и так произошел перерасход, и что он, со своей стороны, ни пфеннига не выделит, и другим не советует. Рубинский попробовал было умаслить типа, но тот уперся, и торговец махнул рукой: овчинка не стоила выделки.
- Не лейте слез, дорогой гость, - утешил Себастьян гостя, приобняв его за остатки талии, - не печальтесь. Хотите, я вам чудных покупателей сосватаю? Тут недалеко пара имперских флотов болтается, лучший клиент для оптовых сделок. Там офицеры скучают без войны и девочек и рады любому развлечению, там солдаты принимают наркотики, и у них уже весь запас вышел, там печально подметают пустые грузовые трюмы прапорщики… Все только вас и дожидаются. Вы попытайте удачу, вот вам в подарок, абсолютно бесплатно, моя счастливая зубочистка, не смотрите, что некрасивая, зато везенья прибавляет сколько – не поверите!..
Одним словом, Рубинский уж не чаял выбраться с проклятого корабля, и припустил к шлюпке только что не бегом. Себастьян Мюзель отстал сразу, на первом повороте. Ему ведь нужно было время, чтобы спрятать бумажник Рубинского.
- Вот видишь ли, дочь моя, - пояснял он случившейся рядом Аннерозе, - какие бывают люди рассеянные. Даже кошелек в карман поглубже засунуть забывают, а если кто случайно туда руку запустит?
- Папа, воровать нехорошо, - заметила Аннерозе благовоспитанно.
- Нехорошо? – возмутился Мюзель. – Да это просто позорно, дочь моя! И думать не смей. Бумажник у нас в полной безопасности, мы вернем его хозяину по первому требованию. А вот если б я не взял этот кошелек, какой-нибудь негодяй мог его и выкрасть…

Тем временем Рубинского, еще не подозревающего о своей рассеянности, возле космической шлюпки поджидал серьезный рыжий мальчик с толстым пакетом в руках.
- Зигфрид Кирхиайс, - представился мальчик и спросил: - Скажите пожалуйста, вы не окажетесь в ближайшее время возле почтового отделения?
Вопрос был не более уместен, чем: «Как пройти в библиотеку?» в половине третьего ночи, поэтому Рубинский посмотрел на мальца подозрительно и сказал только:
- Возможно.
Кирхиайс протянул торговцу пакет.
- Опустите, пожалуйста, в почтовый ящик эти письма. А за доставку… - он отчаянно покраснел и вытащил из кармана полную горсть монеток. – Извините, у меня больше нет.
С пакетом можно было бы и не связываться, но в душе Рубинского жил здоровый рефлекс хапуги: дают – бери. И, только вернувшись на борт «Летучего феззанца», он выяснил, что ему вручили два письма для господина и госпожи Кирхиайс от их сына Зигфрида, четыре послания его величеству кайзеру Фридриху от загадочной незнакомки и одно заявление на имя ректора Военной академии от Р. фон Мюзеля. За роль почтальона Адриан Рубинский получил четыре марки семь пфеннигов, необлагаемые налогом, плюс случайно попавшую в пригоршню монет карамельку.
Черный лис Феззана вздохнул, бросил карамельку за щеку и сказал помощнику через переговорное устройство:
- Болтик, от винта. Отваливаем отсюда, да поскорее.

Спустя столетия далекие потомки Адриана Рубинского (и не только его), с замиранием сердца будут слушать проверенную временем легенду о «Летучем феззанце». Появление этого корабля всегда сулило звездоплавателям бесчисленные беды и крушения. Однажды этот ужасный призрак пронесся мимо двух огромных флотов Старой Империи. Тысячи крейсеров, десятки тысяч линкоров и эсминцев, сотни ракетоносцев, не говоря уж об обозе – и одна крохотная скорлупка! А кругом бушевал звездный шторм, сверхновые спадались в черные дыры, метеоритные потоки чиркали по броне алмазными гранями, и матросам казалось – сейчас сама Вселенная сожмется в крошечную точку, как предсказывали доисторические физики с планеты Терра.
Когда рассеялся шторм – час от часу не легче! – показались вдали антенны и отражатели боевых кораблей мятежников. И пришла беда, которую пророчило явление «Летучего феззанца»: сошлись флоты, грянул залп… из терморегулируемых мухобоек. Проклятый феззанец обморочил офицеров, заключил сделку по бартеру – и кто знает, куда он дел снятые с крейсеров лазерные орудия? Тут бы и вовсе пропасть славному флоту, да со стороны противника донеслось какое-то нехарактерное жужжание. То работали чудо-пылесосы, которые, могли, конечно, заменить аэрогриль, но никак не зенитные установки. Летучий феззанец не знал ни границ, ни препон: все в галактике покупали у него, и все оставались у разбитого корыта.
Вторая подряд космическая битва в тот год оказалась сорвана, имперский генштаб в полном составе подал в отставку, кайзер три дня мучился желудочными коликами, а на четвертый день отставку все-таки не принял – и запил с тоски. Вот какие ужасные бедствия мог принести миллионам людей один «Летучий феззанец»! А ведь говорят, он и по сей день летает, следите за ночным небом.

@темы: фанфики, джен, Legend of the Galactic Heroes

---

на фикатон 2012

[alena1405]

Фандом: Титания
автор: alena1405
Название: "Натуральная блондинка".
Таймлайн: преканон
Персонажи: Ли Чжан Чень, ещё не доктор, и Теодора, пока не Титания.
Предупреждение: жестокое обращение с лабораторными животными!



Натуральная блондинка.

Проекционная аппаратура давала качественную картинку, и один из студентов даже постучал пальцем по экрану, стараясь привлечь внимание замерших в счастливом полусне белых крыс. Пришлось объяснить, что это не стенка террариума, а видеомонитор, и крысы находятся в многократно экранированном бункере в подвале университета.
Пока студенты наблюдали за зверьками, Ли наблюдал за самими студентами. Эта группа заинтересовала его ещё в прошлом семестре, когда он читал у них социальную психологию. В этом семестре он не вёл у них занятий, а сейчас подменял уехавшего на симпозиум коллегу. Но как и полгода назад, самое удобное место в аудитории в первые минуты оставалось свободным. Оно предназначалось для той, которая никогда не опаздывает.
Теодора соизволила явиться через десять минут после начала занятий. Вместе с ней пришел Макс, один из верных рыцарей, который опоздал только потому, что нёс её кейс с ноутом. Сама Теодора ничего тяжелее косметички в руках не носила.
Переступив порог, девушка замерла и удивленно всплеснула руками, глядя на Ли.
- Неужели это вы, учитель? – воскликнула она.
Строить глазки умели многие студентки, но то, что проделывала Теодора, иначе как «взмах ресницами» не назовешь. Словно крылья бабочки распахнулись над огромными голубыми глазами, в которых светилось только искреннее, до глубины души, обожание.
- Что ж мне никто не сказал, что это вы подменяете Крылова? – осуждающе спросила она, - Я бы даже пришла вовремя! Может быть.
- Вы всегда вовремя, - ответил Ли, сдержанно улыбнувшись, - Проходите, без вас не начнем.
- Благодарю вас, - Теодора царственно кивнула и проследовала к своему месту.
«Она из клана Титания. Не связывайтесь с ней!» - это предупреждение передавали друг другу как пароль, и многие факты доказывали его актуальность. Студенты разных возрастов дрались из-за неё до полусмерти. Одна студентка резала себе вены, после обвинив во всём Теодору. Двое профессоров уволились из университета, и снова говорили, что без неё не обошлось.
Но у Ли было собственное мнение на её счёт. Да, она сидела на его лекциях в первом ряду, нацепив очки в оправе в виде розовых сердечек, и все два часа томно смотрела на лектора. Но она задавала вопросы, ответы на которые он после включал в доработанный курс лекций. Да, реферат за неё печатал Макс. «А вы сами подумайте, как я с таким маникюром буду по клавишам стучать?!» Но тексты рефератов она надиктовала сама, и для себя, и для Макса, и для Виктории, и любой из трех можно было бы развить до полноценного диплома. Тень клана была для Теодоры не подушкой безопасности, а стимулом, который требовал от неё быть лучшей.
Однако, внешне девушка убедительно играла легкомысленную барышню, какой только и пристало быть красотке с точеной фигуркой, с ногами от ушей и с роскошной волной белокурых волос.
- Так что у нас за тема? – спросила Теодора, с комфотом устроившись перед монитором, - Ах, ясно! Про мышей и электромагнитный модулятор эмоций. Зачем же вы взялись это вести? Вы всегда говорили, что не доверяете аппаратным технологиям.
- Именно поэтому, - ответил Ли, - Хочу показать небольшой эксперимент.
- Обожаю эксперименты! – обрадовалась Теодора, - Показывайте!
- Непременно. Но сначала я хотел бы сказать несколько слов об основном опыте. Или, быть может, вы сами расскажете?
- Конечно, - девушка кивнула и охотно начала рассказ, - Много лет назад, ученые провели опыт: вживили мышке электрод прямо в мозг, в центр, отвечающий за наслаждение. И мышка не пила, не ела, только нажимала на кнопку, подключенную к этому электроду. А через несколько дней умерла от голода. Здесь почти тот же метод, только без электрода. Заранее записанная амплитуда комфортных эмоций проецируется бесконтактно, при помощи специального излучателя. Так?
Она посмотрела на Ли.
- Совершенно верно, - ответил он, - И если не отключить поле, эти крысы тоже умрут через несколько дней. Несмотря на то, что вода и корм стоят рядом.
- Жалко... – пискнула одна из студенток.
- А в чем заключается ваш эксперимент? – спросила Теодора, - Вы знаете, что может их разбудить?
- Нет, этим уже ничто не поможет. А теперь, собственно, эксперимент.
Он взялся за пульт дистанционного управления, и манипуляторы убрали из террариума воду и корм. Потом открылись небольшие щитки в стенках террариума, и к белым зверькам присоединились двое серых.
- Дикие крысы, выловленные в городской канализации, - пояснил Ли, - Один из новичков сейчас сыт, второй очень голоден.
Одна серая крыса сделала несколько шагов и улеглась на опилки, не отличаясь поведением от белых собратьев. Зато вторая принялась исследовать террариум, сосредоточенно обнюхивая полочку, на которой до этого стояла кювета с кормом. Несколько минут все смотрели на происходящее.
- На неё излучатель не действует? – спросил кто-то из студентов.
- Действует, - ответил Ли, - Если её сейчас накормить, то она тоже может несколько часов пролежать в трансе, всем довольная.
- А если не накормить?
- Крысы всеядны, и в этом террариуме корма более, чем достаточно.
Он увидел, как Теодора подалась вперёд, впиваясь глазами в монитор, ожидая неизбежного и словно желая его ускорить. Остальные студенты поняли не так быстро. Но вот одна из девушек вскочила и выбежала прочь, на ходу разрыдавшись в голос. Ещё одна ушла с достоинством, на прощание заклеймив всех словом «живодеры». Из оставшихся далеко не каждый смотрел теперь на экран.
Динамики передавали звук не на полную громкость, но пронзительный визг всех заставил вздрогнуть, даже Теодору.
- Почему она почти не сопротивляется? – спросила девушка, зачарованно глядя на экран, - Ведь ей же больно!
- У чистой лабораторной линии снижен инстинкт выживания, - ответил Ли, - Если отключить поле, у неё ещё могли бы быть шансы...
- Ну так отключите! – не выдержал кто-то.
- Нет! – возглас Теодоры прозвучал как приказ, и никто не посмел возразить.
Через несколько секунд всё было кончено. Учитель погасил экран, студенты один за другим молча покинули помещение, и только Теодора осталась сидеть на месте.
- Я не понимаю, - проговорила она, - Ведь в том древнем опыте с электродами не имело значения, дикая мышь или лабораторная, он действовал на всех.
- Там была чистая физиология, - пояснил Ли, - А здесь наведенные эмоции, им можно подчиняться, а можно и не. Человек отдернет руку, если её прижечь сигаретой. Но если просто попросить его убрать руку, он ещё подумает, стоит ли это делать.
- Ясно... Значит, надо научиться просить так, чтобы человек отдергивал руку, будто её прижгли.
- Когда я смотрю на вашу группу, то убеждаюсь, что вам уже почти удалось этому научиться.
- Спасибо! – Теодора привычно стрельнула глазами в его сторону, но потом вздохнула и покачала головой, - Если бы вы только знали... Всё, что мне удается здесь – это даже не первый курс, это детский сад по сравнению с тем, что требуется там!
Она посмотрела вверх, не на потолок, и не в заоблачные дали, у неё была своя путеводная звезда.
Внезапно девушка встрепенулась и какая-то новая мысль заставила её улыбнуться.
- Чистая лабораторная линия, говорите? – спросила она, и, вскочив с места, устремилась к выходу, - Спасибо, учитель!
- За что? – удивился Ли, глядя ей вслед.
- Ни за что! - ответила она, и, обернувшись на пороге, послала ему воздушный поцелуй, - Просто за то, что вы есть!

@темы: фанфики, фикатон 2012, джен, Tytania

---

[Botan-chan]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Promise

[Chiora]

Аудиоряд: AFI Prelude 12-21
Автор: Chiora
Фандом: LoGH
Персонажи: Пауль фон Оберштайн, Райнхард фон Лоэнграмм
Аннотация: История отношения Оберштайна к Райнхарду и Райнхарда к Оберштайну. Не исключаю того, что, возможно, некоторые из присутствующих усмотрят здесь слэшные намёки, учитывая, к тому же, аудиоряд.



Текст и перевод песни

@темы: AMV, клипы, джен, Legend of the Galactic Heroes

---

На фикатон 2012

[gr_gorinich]

Название: Historia Tytanorum
Автор: gr_gorinich
Фэндом: Tytania
Рейтинг: PG
Предупреждения: шуточная мелочь.

В больничной палате было солнечно, раны почти не ощущались, обезболивающие, которыми его накачали, давали неслабый веселящий эффект. Лорд Аджиман смешливо следил за лордом Идрисом, метавшимся по палате, как взъерошенный воробей. Прокручивал в голове возможности, одна соблазнительнее другой.

Из чувства самосохранения следовало бы сейчас обнадежить мальчишку: я вас поддержу, лорд Идрис, вы мой законный представитель. Пусть потаскает каштаны из огня для Безземельного лорда, пока Аджиман вкушает заслуженный отдых в этом больничном санатории. Но после стало бы неинтересно, авторитет Безземельного Лорда – слишком тяжелая дубина, против нее парочка на Балгашью вряд ли сумеет выстоять. А остаться потом наедине с Идрисом за столом совещаний князей Титания – фи. Хотя тогда, ради смеха, можно будет предложить пустующие кресла и титулы леди Терезе и леди Теодоре. Но нет… от такого развлечения слишком быстро начнется мигрень.

Аджиман качнул головой, обрубая эту гроздь возможностей. Лорд Идрис, поняв его жест как ответ на свою реплику (что-то насчет истребления предателей), вскинулся и заговорил вдвое быстрей и пламенней. Безземельный лорд продолжал размышлять о своем. Здравый смысл внятно предлагал посодействовать лордам Жуслану и Ариабарту, тем более, что оба были и умны, и в меру забавны, с ними можно не только долго иметь дело в будущем, но и не беспокоиться насчет позиций клана в галактике. Стоит только дать им отмашку: кушайте этого взбесившегося мальчишку, не возражаю, - и полетят клочки лорда Идриса по закоулочкам. Но, черт побери! В неполные 24 года мальчишка сумел настроить против себя всех, с кем имел дело – от брата и коллег до последнего подчиненного. Ведь это просто самородок, настоящий талант, а разбрасываться талантами лорд Аджиман не любил. «Прикормим этого, он забавный», говорят, говорил когда-то Нури Титания, подписывая помилования. Правда, помилования он подписывал редко, не разбрасывался – зато уж и отрабатывали их забавные люди по полной программе. Лорд Аджиман втайне считал некоторые методы лорда Нури достойными подражания, а недавние события с участием Эсторадо Титания только поддержали его в этом мнении. Безземельный Лорд предвкушал момент, когда какой-нибудь летописец, тайный хронист эпохи, напишет о нем в своем тщательно скрываемом томике мемуаров:

«Говорят, собрав однажды своих людей, он сказал о своих родственниках, которых он сам же умертвил, следующее: «Горе мне, что я остался чужим среди чужестранцев, и нет у меня никого из родных, которые могли бы мне чем-либо помочь в минуту опасности». Но это он говорил не из жалости к убитым, а из хитрости: не сможет ли он случайно обнаружить еще кого-либо из родни, чтобы и того убить»…

Лорд Идрис, ободренный удовольствием, которое почудилось ему во взоре лорда Аджимана, усилил напор. Нужно срочно! принять! меры! Проявить решимость! Покарать!...

«Что он несет, - думал Аджиман. – Только в двадцать лет можно позволить себе болтать такую ерунду на полном серьезе. Эх, молодо-зелено…»

Из чувства юмора следовало бы сделать Идриса Безземельным лордом. Само собою, ненадолго, кресло свое Аджиман почитал наиболее удобным сидячим местом в галактике и отдавать не собирался. Даже ради самой веселой проделки. Даже если речь шла о лучшем трололо столетия. Нет, нет и нет. А вот дать мальчишке посидеть на нем пару недель, поерзать, чувствуя, как кресло из-под него выдирают, да что там – оно само уплывает, потому что не по месту седок… это да.

И, самое соблазнительное, для этого даже ничего и делать не придется. Только молчать. Я вас не одобряю, лорд Идрис, но и не осуждаю. Жалко лорда Жуслана и лорда Ариабарта, я как раз собирался им передать власть. Одну на двоих, да они поделятся, вы же знаете, какие они… большие друзья и кузены. Увы, не выступлю, не скажу, не прикажу. Я старый, больной, мне трудно говорить в передатчик, у меня время свидания с семьей. Иветта, Лизетта, Флоретта, Мариэтта, дорогие мои, идите сюда. До свидания, лорд Идрис, спасибо, что навестили.

Убежал. Мда, вот все и сдвинулось с места. Только службу собственной безопасности надо бы улучшить. Чтобы не получилось, как в прошлый раз.

@темы: фанфики, фикатон 2012, джен, Tytania

---

На фикатон 2012

[М-ль Люсиль]

Название: "Ложа 'Анандрин'"
Автор: Люсиль
Фэндом: Tytania
Пейринг: Франсия/Теодора
Рейтинг: R
Отказ от прав: все права - у Танаки
Предупреждение: фемслэш, наверняка ООС, наверняка вольное обращение с каноном. И никаких объяснений - почему в Ураниборге идут дожди.

И ничего бы не случилось, если б Франсия не была фетишисткой. Причудливые черточки передавались из поколения в поколение: не нашлось бы, наверно, ни одного человека с кровью Титания в жилах - но без маленькой стыдной тайны, без позорной страсти, схороненной на груди. Невинные сексуальные девиации распространялись, как фамильная болезнь: одни пылали любовью к статуям, другие вели грязные разговорчики, третьи предпочитали порку. А Франсия, утратившая фамилию Титания, собирала черные чулки - и надевала каждую пару один раз, чтоб пропитать запахом тела, приправляла свое извращение нарциссическими нотками. Возбуждение чаще настигало ее перед прилавками бельевых магазинов, чем в чужих объятиях.
А в середине сентября ее настигла еще и Теодора, прекрасная графиня. Так сталкивались на карнавале и интриговали: маска, я тебя знаю, потанцуй со мной и подари мне розу с груди. Только лица не были прикрыты в магазине, и Франсия, зашуршав пакетами, узнала ее: по родинке под капризными губами, по жесткому взгляду и томной улыбке. В неофициальной обстановке не действовал обычный этикет: разрешалось не приседать в реверансе и не здороваться, если не хочется. Ослепшая Франсия прошла бы мимо - но пласты сместились, свет ударил в глаза, и выхоленная рука с алыми ногтями прикоснулась к ее локтю. И Теодора сказала мило:
- Ты меня не узнала, а я тебя помню. Постой. Ты куда-то спешишь?
Франсия никуда не спешила.
Если б ей предсказали утром, на картах или на кофейной гуще, что днем она будет беседовать запросто с надменной Теодорой - о, она бы расхохоталась, смахнула карты и вымыла чашку дочиста. Существовали еще на свете невозможные вещи, непроницаемые слои. И зачем ей сдалась Теодора: уж Франсия-то точно не могла помочь ей в наследственных делах и замолвить за нее словечко. И зачем она сдалась Теодоре: такое очарование разумнее было истратить на кого-нибудь полезного. Но они заговорили, как подруги, сымитировали интимную женскую болтовню: одна начала, другая подхватила, не желая уступать. Как внезапно пересеклись их дороги - нет, не только Франсия, они обе не подозревали час назад, как близки друг к другу, они до последнего не чуяли, что встретятся. И все равно, теперь-то они сошлись: дело будет; теперь-то никто не мог предотвратить несчастье. Ах, если бы знать заранее, вздыхали жертвы, ах, если б их предупредили накануне, где и когда их ждет смерть, - они бы никогда не пошли к ней в гости.
- У тебя красивые чулки, моя дорогая Франсия.
- Как приятно, что ты помнишь мое имя.
Первым условием были чулки, вторым - ответное "ты": "вы" не привело бы их в гостиницу, в паршивую комнату из тех, что сдают по часам, днем и ночью, господам и дамам без багажа. О сексе не было и речи, о сексе не было и мысли, Теодора всего-навсего хотела рассмотреть покупки. И так точно она объяснила, зачем непременно брать гостиничный номер средь бела дня: ах, дорогая, неприлично раскладывать чулки на столике в кофейне, сдвигая в сторону пирожные и чашки, что о нас подумают официантки? А что о них подумал портье, когда Теодора расплатилась и подхватила ключ, увлекла Франсию по лестнице на четвертый этаж?
Все произошло слишком быстро. Франсия не успела опомниться, как очутилась внутри, в номере сорок четыре, с одной кроватью, платяным шкафом, зеркалом и столом. Обточенные жучком стулья лепились к стене. Дверь захлопнулась, загудел кондиционер, они с Теодорой остались наедине. И Теодора взяла пакеты из ее рук и положила на кровать, на мышиное покрывало; в книгах и в фильмах затем сближались губы, и звучал поцелуй. Но Франсия не любила читать и редко ходила в кино, Франсия пропустила удобный момент, даже не заметив его, и спросила:
- Так ты будешь смотреть то, что я купила?
- Конечно, буду, - ответила Теодора, - показывай. И лучше примерь, так ничего не поймешь. Может быть, они тебе велики.
- Ну, это вряд ли, я свой размер знаю. Хорошо-хорошо, я примерю.
- Хочешь, я тебе помогу?
- Что ж, помоги.
Франсия помогала раздеваться другим, аккуратно складывала брюки, убирала одежду в шкаф, расстегивала и застегивала пуговицы, смахивала пылинки. Ей дали репутацию и ремесло: случись что-нибудь непоправимое, она могла бы горничною стать, ухаживать за богатой и капризной женщиной - такой, как Теодора. Уж кто-кто, а Франсия бы не пропала: на службе удерживались только расторопные и проворные, растяпы и белоручки ловили удачу в других заведеньях. А ей повезло родиться с умными руками и умной головой - и красивое личико шло в придачу к прочим достоинствам, бесплатным приложением. Случись что-нибудь - она бы не пропала, она бы выплыла из любого водоворота. В конце концов, она тоже была Титания.
В первую встречу Теодора смотрела на нее свысока: презрительно, равнодушно, взбешенно - о, Франсия хорошо помнила эти взгляды, Франсия ничего не забывала, копила мелочи, интонации, подслушанные слова, собирала их, как скупец собирает лоскутки, объедки и пуговицы. Все могло пригодиться в будущем так или иначе, через пять или десять лет она бы вытащила из памяти улыбку, фразу, прикосновение - и нанесла бы последний, милосердный удар. Пустяки вырастали со временем и превращались в оружие, напрасно их недооценивали. И напрасно недооценивали саму Франсию, отстраняли ее, как тень, и проходили мимо: что взять с этой женщины, пусть знает свое место, она хороша в постели, а больше ни на что не годна. Она была хороша в постели, это правда, она улыбалась и кланялась сплетникам и гордецам, и все, что они говорили, использовала против них.
Перед ней никогда не вставали на колени, Теодора была - первая. Преклонив колено, как рыцарь, грациозно и самоуверенно, она взглянула на Франсию и усмехнулась, оскалила мелкие зубы. Слюна блеснула на заостренных клыках; Теодора родилась хищницею, и от птичек, попавших ей в коготки, только пух да перья летели. Но во Франсии она признавала если и не равную, то себе подобную - кошку или лисицу, присмиревшую на поводке. Можно было перегрызть ей глотку, а можно и вылизать. Объявление войны затягивалось, и каждый развлекался, как умел: одни пили чай, другие исходили желчью, третьи занимались любовью. Теодора скользнула руками под юбку Франсии, снизу вверх провела по бедрам, нащупала и разомкнула застежки, прикоснувшись к голому телу. И медленно стянула чулки с ее ног, освободила плоть из-под шелковой оболочки. Ее ловкость заслуживала благодарности, и Франсия наклонилась, взяла Теодору за подбородок и поцеловала в губы.
Потом они лежали в нагретой постели и разговаривали, чтобы не уснуть. Франсию после секса всегда клонило в сон, глаза слипались сами собой, и она зевала посередине фразы, встряхивалась и зевала снова. Страшная лень растекалась по телу - будто она работала, не разгибаясь. Но через час надо было вернуться домой, без опозданий; все-таки, она не забывала о своих обязанностях, не поступалась службой ради развлечений. Мелкие неряшества отвращали ее сильнее обманов: ей доверяли и позволяли проводить свободное время по своему усмотрению, и она принимала правила игры. Зато никто не стал бы выяснять, с кем и где она была: лорд Жуслан уважал чужое право на личную жизнь. От нее одно требовалось: не допускать скандалов; крути романы, если невтерпеж, но соблюдай декорум, будь добра. За небрежность и распущенность спрашивали строже, чем за измену.
А Теодора никуда не спешила, потому что никому не принадлежала - о, по крайней мере, официально, - и даже лорд Идрис не имел над ней власти. О них и сплетничали потихоньку, таинственно перешептывались по углам: а вы слышали, вы слышали? он вертит ею, как хочет! вздор! это она вертит им, она его науськивает и настраивает против всех, как вы не понимаете? Франсия ни с кем не болтала на эту тему, и мысли держала при себе, но сейчас, глядя на Теодору, думала: правы трепачи, считавшие, что всем заправляет она; в ее музыкальных ручках сходились нити, а лорд Идрис и не замечал, как невидимая петелька стягивает ему горло. Теодора выжимала его досуха, чтоб потом вышвырнуть вон; скучные куртизанки обирали своих покровителей, выворачивали им карманы, разоряли и бросали, а Теодора была гораздо веселее. Деньги ее не интересовали, она сама могла взять на содержание кого угодно - хоть Франсию, хоть любого мальчика из "бывших Титания".
Только Франсия ни за что бы не продалась Теодоре: ей пока что хотелось жить, и желательно - с комфортом. Требования лорда Жуслана она знала наперечет, наизусть, как в контракте: разбуди ее ночью, она бы отбарабанила механически, что можно, а что нельзя в его доме. А Теодора, заполучив ее целиком, с платьями и побрякушками, начала бы, чего доброго, чудить и ставить тысячи невыполнимых условий: сегодня одно, завтра другое, пока не закружится голова. И уважительная платная связь мигом превратилась бы в ад, мальчик бы ее выдержал, а девочка - едва ли. Франсия дорожила своими нервами, Франсия тоже боялась истаскаться и состариться до срока, и потому обуздывала собственное любопытство - хоть ей и было ужасно интересно, как это: жить с женщиной?
- Хочешь кофе? - мирно спросила Теодора и потрепала Франсию по щеке. - Можем заказать в номер. Или ты предпочитаешь чай? Не волнуйся, я заплачу.
- Тебе не терпится показаться горничным голой?
- Ну что ты, как будто ты не знаешь, что в таких случаях подносик оставляют за дверью, чтоб не тревожить постояльцев.
- Как в тюрьме, не так ли? - ухмыльнулась Франсия, потягиваясь и выгибаясь дугой. Она была ловка, как акробатка, она владела своим телом в совершенстве: редко кому выпадал такой дар от природы, без тренировок. Угоди она в старомодную тюрьму с решетками на окнах, она бы сумела протиснуться между прутьями и по связанным простыням спуститься во двор. А Теодоре пришлось бы очаровывать охранников и бить их камнем по затылку. - Не надо, я не голодна. И тут наверняка заваривают дрянной чай, поверь мне, я знаю в этом толк.
- Капризничаешь, дорогая моя. Ну, если хочешь, можем встать, одеться и пойти вниз, в кафе.
- Иди одна, я поеду домой. Нам незачем появляться вдвоем на людях.
- Боишься слежки?
Франсия пожала плечами и перевернулась на живот, в расплющенную подушку зарылась лицом. Смятое белье отдавало духами: жесткий казенный запах выветрился без следа. В этой гостинице поддерживали химическую чистоту; в отелях подороже простыни и наволочки благоухали так, словно их полоскали в ручье и сушили в яблоневом саду. Но на эти ухищрения клевали уважаемые клиенты, а не веселые девицы, снимавшие номер на пару часов, чтоб отдохнуть и развеяться. Им-то некогда было принюхиваться, они каждую минуту тратили с толком.
- Не боюсь, но хочу сохранить свое право на частную жизнь.
- Боишься, - сказала Теодора. - Что, лорд Жуслан так ревнив?
- Не больше, чем лорд Идрис. Ты сама - не боишься?
- Я умею с ним справляться.
- Вот и я умею справляться с лордом Жусланом. Или, вернее, мне с ним не надо справляться, он дает мне свободу.
- В разумных пределах, - и Теодора погладила Франсию по заду, как лошадку - по крупу. - Знаешь, когда-то я видела в журнале карикатуру: стоит типчик, по виду частный детектив, и радостно орет в телефон: "Нет-нет, господин министр, я могу вас заверить, что ваша жена не встречается с другим мужчиной". А в это время в гостиницу входят две женщины под ручку, этакие счастливые пташки. Ну как, ничего не напоминает эта картинка?
- Я пока еще не замужем.
Лорд Жуслан никогда бы не опустился до шпионажа, Франсия могла не волноваться. В конце концов, она сама закрывала глаза на кое-какие слабости и нежные привязанности - и рассчитывала на ответную терпимость; прекрасное слово "толерантный" снова вошло в моду, и все перебрасывались им, как мячиком. И сам лорд Жуслан не был исключением. Подозревал ли он что-нибудь? Он воздерживался от намеков, а Франсия не краснела от стыда. Совесть ее была чиста: она крутила любовь с Теодорой - и эта любовь не захватывала ни краешка души; весь пыл уходил в сладкую женскую щекотку. Политику они оставляли за дверями; пусть другие занимаются войнами, а ты, счастливица, трахайся досыта. Сквозь трещины в стеклах доносились голоса и марши, в воздухе пахло осенью, заговорами и дымом. До поры до времени они не заговаривали о будущем: что бы ни пришло в головы мужчинам, женщин не касались их выдумки. Франсия и это правило затвердила наизусть - пока еще не поступало приказа забыть о нем и выучить что-то другое.
В сентябре они встретились дважды, в октябре Теодора ловила ее чаще - пять раз подходила к ней на улице, отражаясь в витрине: шпионка, вернувшаяся с холода, зябкая особа в черной ротонде без рукавов. Франсия ежилась и улыбалась, увидев знакомую тень; ветер трепал край юбки, по спине пробегали мурашки. Азарт и страх смешивались, она входила в ледяной мир Теодоры. Светлые волосы струились свободно, и когда Теодора опускала голову, чтоб поцеловать ее, прядки падали вниз, как длинные капли. Они шли в гостиницу, не под ручку, как неблизкие, случайно столкнувшиеся приятельницы. Они никогда не заказывали в номер ни чаю, ни кофе, и, расставаясь, набрасывали покрывало на смятую постель. Хитрости их были прозрачны, как хрусталь, оттого-то никто ничего и не замечал. Ловкачка Теодора умела обделывать свои делишки, а Франсия - Франсия просто избегала лишнего шума, только и всего. У лорда Жуслана и без нее хватало хлопот.
В октябре Теодора начала новую партию - так вторгались без предупреждения в незащищенные государства, надеясь завоевать их одни ударом. Франсия казалась такой податливой и мягкой после любви, Франсия лежала у нее на плече и слушала тиканье часов. У них было много времени, целых пятьдесят пять минут. За окном стучал дождь, низкие тучи смыкались сумеречно и сонно, по тротуарам текли ручьи. Вдвоем они пережидали непогоду, без торговли и без платы, укрывая друг друга в объятиях. Черные зонтики стояли на полу, чулки сохли на батарее; безликая комната преображалась в уютный приют, в милую бедную спальню для влюбленных. В такой обстановке полагалось лепетать нежности, обмениваться клятвами и голубиными поцелуями, раскалять линейку на лампе и прикладывать к руке в знак любви. Но только дуры и истерички портили кожу, забывая о будущем: несводимые пятна оставались от высоких чувств, в придачу к морщинам и разорванным нервам.
- Как ты поймала лорда Жуслана? - вдруг спросила Теодора. Дождь смолк вместе с шумом крови в ушах, Франсия приподняла голову. - Расскажи мне, почему ты живешь с ним. Он тебя купил? Он обещал на тебе жениться?
Франсия свистнула и опять упала ей на плечо. Ну вот, все начиналось сызнова, сколько раз она слышала за спиной вдумчивые вопросы: а с какой стати лорд Жуслан на нее клюнул, а сколько он за нее заплатил, а за какие такие заслуги он ее поселил у себя и до сих пор не прогнал? Теодора хотя бы поступала честнее, допрашивая Франсию с восхитительным нахальством - не обиняками, а напрямик. С ней хотелось пооткровенничать, вежливо выложить все секреты: пусть потрудится, отделяя истину от лжи; главное - не подписывать ни одного протокола, ни за что, даже если она зацелует, защекочет и заморочит голову. Ах, какой следователь получился бы из Теодоры - в иное время, в иной вселенной, ей не нужно было бы стучать кулаком по столу и кричать: "Признавайся, не то лягушку из тебя сделаю!", нет, преступники бы сами раскалывались в два счета: и трусы, и храбрецы, и упрямцы вроде Франсии.
- Ну тебе-то какая разница? Я на него работаю, я с ним сплю, вот и все, мы не дети, мы оба довольны. Ничего он мне не обещал, но если захочет жениться - я отказываться не стану. Ты бы и сама не отказалась, да кто же тебе предложит?
- Слабо, моя радость, слишком слабо. Если б я захотела, я бы женила на себе кого угодно. Но я не хочу, мне этого мало.
- Большие у тебя аппетиты, - заметила Франсия. - Ты не подавишься?
- Я еще похороню тебя. Сколько тебе было лет, когда лорд Жуслан тебя нанял? Шестнадцать? Свеженькая девочка.
- По-твоему, я состарилась с тех пор?
- Сложно судить, - Теодора похлопала ее по свежим, смуглым щекам, не любовно, а оценивающе - будто на рынке выбирала. - У тебя милая мордашка, ты выглядишь моложе, чем надо. Лет через двадцать тебе это пригодится... если доживешь.
- Ты мне угрожаешь?
- Предупреждаю. Ты уверена, что лорд Жуслан станет тебя защищать, если его положение пошатнется? Времена первых князей давно прошли, всякое может случиться. Когда корабль тонет, каждый сам за себя... каждая крыса сама за себя.
- Наш корабль уже тонет?
- Пока еще нет, но лучше заранее научиться плавать.
- Желаешь дать мне парочку уроков?
- По старой дружбе, - насмешливо сказала Теодора. - Не рассчитывай, что кому-то есть до тебя дело, особенно - лорду Жуслану. Никому не доверяй, ты же не дурочка. Или доверяй только мне, мне можно.
- Тебе - никогда и ни за что. Довольно, ты ведешь крамольные разговоры. Тебе что, надоел твой титул?
- О, представь себе, надоел. Знаешь ли, довольно скучно быть графиней, эти почести быстро приедаются, хочется чего-то нового. Когда я стану княгиней, я приглашу тебя к себе на службу.
- Тебе никто не позволит стать княгиней, - возразила Франсия. - Только мужчины могут управлять кланом.
- Предрассудки. И я не буду спрашивать разрешения, знаешь ли. У кого есть сила, тот и прав, это тоже мужской закон. Я играю по правилам.
- Сила? У тебя есть только лорд Идрис.
- В том-то и дело, дорогая, он - не моя слабость.
Теодора жонглировала словами небрежно и ловко, впору было ей позавидовать - не каждой женщине дано родиться с хорошо подвешенным языком. И не каждому мужчине тоже, подумала Франсия, сделала маленькую поправку, как в тире - целясь по мишеням. Снова полил дождь: зря она сушила чулки и туфли, зря надеялась пробежаться по мокрым улицам, засунув зонтик подмышку. Свидания в дурную погоду портили цвет лица: порядочный любовник не выпустил бы любовницу из дома - не от ревности, а от страха за ее здоровье. Но Франсия и так была здорова с ног до головы - кто бы посмел подсунуть лорду Жуслану слабогрудую, чахоточную девчонку? Лишь беспечным врагам подкладывали наложниц, зараженных проказою или сифилисом; лишь беспечных врагов обводили вокруг пальца весело и просто - в славные старые времена, в книжках с картинками, в учебниках истории. Нынче чаще отравляли душу, вливали по каплям настой белладонны в подставленные уши. И действовало, еще как действовало: слова убивали вернее ножей.
- Однако ты привязана к нему.
- А ты привязана к лорду Жуслану, не правда ли. Трогательно, так трогательно, ты даже согласна делить его с лордом Ариабартом. О, не удивляйся, я знаю, что это секрет.
- Но и ты делишь лорда Идриса кое с кем, если я не ошибаюсь, - заметила Франсия. Некоторые имена лучше было не трепать попусту, умница Теодора считывала и намеки - как шифровальщик считывает код. - И это тоже секрет.
- Это сплетни, моя радость. И чистая правда, конечно.
- Ты хотела бы оказаться на его месте?
- Еще чего. Я же не шлюха.
Только шлюхи делали карьеру в кровати - так считала Теодора, причисляя к продажным лорда Идриса, но не саму себя. Поначалу можно было и торгануть собой, заломив высокую цену: кому надо, тот заплатит, кому хочется, тот не посмотрит на расходы. Ему же потом будет хуже - как стало хуже лорду Идрису, не ведавшему, с кем он связался. О, теперь Теодора ложилась с ним из любезности, обрабатывала его спереди и сзади, и не ревновала: пусть спит с властью, пока власть хочет его. Он был женственнее Теодоры, он от честолюбия раздвигал ноги - а она работала головой и приманивала удачу, не рассчитывая на близость к важному телу. И нашептывала лорду Идрису на ухо, как колыбельную: "В конце концов, кому-то придется сгореть, сгори ты сегодня, а я завтра, а пока спи сладко, моя радость".
- Запомни простую вещь, дорогая: если женщине позволено всходить на эшафот, значит, ей можно всходить и на трибуну. Но женщины у нас правят в спальнях, а не в кабинетах. Вот даже ты сама ложишься в постель к лорду Жуслану и даешь ему советы шепотом: кого надо любить, а кого - остерегаться. А он тебя слушает.
- Ничего подобного. Я никогда не даю лорду Жуслану советов, это не входит в мои обязанности.
- Только секс? - улыбнулась Теодора.
- Только секс, - ответила Франсия. - Если кто-то и плетет интриги в постели, то это ты.
- Не отрицаю. Даже сейчас я так и делаю - переманиваю тебя на свою сторону. Мы могли бы объединиться против всех, ты и я, и тогда мужчинам пришлось бы потесниться и дать нам место в кабинете.
- Но я не хочу заниматься политикой. И власть мне не нужна.
- Трусишка.
- Мне пора, - сказала Франсия и села, спустила ноги на холодный ковер. По серому стеклу текли струйки, Теодора погладила ее по спине. - Половина пятого, мне еще надо вымыться. Извини. Договорим в следующий раз.
- А если следующего раза не будет?
- Тем лучше. Мне не нужны ни трибуна, ни эшафот, мне и так хорошо. Поищи себе другого партнера и бунтуй сколько хочешь.
- А я хочу тебя, - глядя в потолок, проговорила Теодора.
- А я тебя не хочу.
Франсия и не знала, что умеет рвать связи - да ей ни разу не приходилось проверять. Она никому не мешала, она жила тихонечко в куске хрусталя, смотрела на мир сквозь прозрачную преграду. И вовсе ей не хотелось, чтоб кто-нибудь хватал ее за руку и выволакивал на свет, приговаривая: дыши, дыши этим воздухом, тебе понравится. Улицы опустели: никто, кроме нее, не отражался в витринах, никто больше не помогал ей примерять чулки. Смута росла вокруг нее, а не в ней самой, и Франсия чувствовала, что все равно не спасется от грозы. Так стоило ли прикасаться к потрескивающему электричеству, стоило ли покидать убежище раньше срока, подставляя себя под удар?
Октябрь окончился, и в ноябре пришло известие о том, что пять князей Титания, как в считалочке, остались вчетвером. Претенденты на освободившееся место могли занимать очередь, соблюдая порядок, не толпясь и не толкаясь. Ах, это было житейское дело, ни одному князю до сих пор не удавалось протянуть, проскрипеть целую вечность. Отработанный ритуал повторялся из века в век: похороны и почести, плач и аплодисменты, черные пиджаки и белые манжеты. И Франсия скромно сидела в сторонке - компаньонкой не при лорде Жуслане, а при принцессе Лидии, - и слушала речи, как слушают скрипку и флейту. Тогда и шум становился мелодией. Все браво и плотно смыкали ряды, как пули в обойме, как карты в колоде, в единстве была их сила. А когда церемония завершилась, "мы-все" распались на тысячи "я", и поднялся гул и гомон, будто в театральном разъезде. Дали занавес, запахло пылью и цветами: венки разобрали на букеты. Франсия одернула платье, как мундир, открыла рот, чтобы позвать принцессу, - и осеклась оттого, что ее запястье сжала холодная и нежная рука с алыми ногтями.
- Как ты хороша в трауре, дорогая, - шепнула Теодора и улыбнулась. - Я любовалась тобой целый час, глаз не отводила.
- Не лги. Ты бы свернула шею, если б смотрела на меня.
- Ну, кто-нибудь свернул бы ради тебя шею, не сомневайся. Но только не я. Интересно, когда тебе удастся нарядиться так в следующий раз? И чьи это будут похороны?
- Не шути так. Чего ты хочешь?
- Поговорить с тобой. Прямо сейчас.
- Ты сошла с ума, - покачав головой, сказала Франсия. - Сейчас нельзя, мне надо быть рядом с принцессой. И нас услышат, в конце концов.
- Ну, кому ты нужна? Хорошо, приезжай завтра в номер сорок четыре, как обычно, поговорим там. И не смотри на меня так, я не собираюсь поднимать скандал.
Она не дождалась ни кивка, ни согласия Франсии, и пошла прочь: удивительно легка и мягка была ее поступь. Могла ли Франсия возразить ей, могла ли обмануть и не приехать? О, разумеется, даже графиня Теодора не смела приказывать чужим горничным и секретарям: ее еще не занесло на такую ужасную высоту. Она укрощала свою спесь. Сильнее всего чванились те, у кого давно ни осталось ни влияния, ни сил - а только ветхие грамоты, только горсть фамильных драгоценностей: мелкий жемчуг, тусклые алмазы, грубая оправа. А Теодора явилась с поколением молодых и зубастых, умевших просить и кланяться - полебезив, сколько надо, они три шкуры сдирали за свои унижения. И сама Франсия, которую совсем иначе воспитывали, невольно заражалась этой хитрой болезнью - просто по праву, по году рождения.
Черная ленточка перетягивала горло - слишком туго завязала, надо бы ослабить. Никто не заметил, как они с Теодорой перекинулись словечком-другим, никто не завертелся рядом, оттопыривая ладонью огромное ухо. А хоть бы и заметили - что с того? Им было нечего скрывать, они ничего дурного не делали, не умышляли против клана и Безземельного Лорда. Франсия тихонько вздохнула и улыбнулась тут же, как улыбались детям, чтоб скрыть от них тревоги. Ведь навстречу уже шла принцесса Лидия в высокой шапке (почему-то эту шапку "кардинальской" называли) - а ее темные глаза подмечали больше, чем следует знать благовоспитанным девицам из королевской семьи. Недомолвки, увертки, растерянность, бледность, смущение - ускользали от взрослых, но не от Лидии: рядом с нею и самые беспечные становились осмотрительными, оберегая свои секреты, как кошельки.
- Как вы себя чувствуете, принцесса, вы не очень устали? Я думаю, мы поспеем ровно к обеду, если поторопимся. Сегодня на десерт - ваши любимые пирожные, я специально справлялась у повара.
- В самом деле? - рассеянно сказала Лидия. - Очень хорошо.
- С вами все в порядке? Вам не дурно?
- Нет. Знаешь, я тебя сейчас видела.
- Вы меня сейчас видели?
- Да, только что. Чего она от тебя хотела?
- Кто? - невинно спросила Франсия.
- Эта женщина. Я видела, как ты с ней говорила, она еще приходила к лорду Жуслану. Чего ей надо от тебя?
- Ничего, ничего. Она... просто сказала, что тут душно, вот и все.
- Тут сквозняк.
- Да, в самом деле. Ну, может быть, она замерзла, я не слушала, что она говорит. Нам пора идти, принцесса.
- Будь с ней осторожна, - вдруг произнесла Лидия и взглянула на Франсию снизу вверх, серьезно и пристально. - Она мне не нравится, она похожа на лисицу. Лучше держись от нее подальше.
Так странна была строгость, проступившая на детском лице, что Франсия не нашлась с ответом, не решилась отшутиться: мол, а что мне ее бояться? Лисьи чары слабели на расстоянии, Теодора выпускала ее из когтей. Нужно было не медлить, а убегать без оглядки - чтоб через день или через два ее не нашли с разорванным горлом на случайной постели. Нужно было внять разумному совету и не подходить к Теодоре близко, потому что перемирие заканчивалось. Аплодисменты на улице становились выстрелами, а выстрелы - темой для новой войны. Маленькое черное платье годилось для похорон и для танцев: чем меньше гардероб, тем лучше, удобнее сражаться налегке.
А Лидия держалась степенно и важно в мантии до полу - словно магистр неведомых наук, питомец древних университетов. Никто не мог послать ее к куклам или ко всем чертям, никто не мог конфетой заткнуть ей рот. Прожевав сласти, она гнула свое, записывала речи на фантиках и на салфетках. Будь она постарше, подумала Франсия, я бы влюбилась в нее. Но мудрая Лидия была еще слишком юна: в нее влюблялись мальчики, а не девочки. Кому-то другому было суждено через несколько лет опуститься перед ней на колени и снять чулки с ее ног. А пока она, как взрослая, одевалась и раздевалась сама, и брала Франсию за руку, чтоб пожелать спокойной ночи. К женской нежности она тянулась вдали от дома, и Франсия целовала ее в лоб перед сном и подтыкала одеяло, жалея, что не может спеть колыбельную. Да Лидия засыпала крепко без песен, без сказок и без опиумных пилюль: ее нервы не успели расшататься - на зависть принцессам во всем мире.
Она больше ни слова не проронила о Теодоре, никому не проговорилась о том, что видела - но Франсия спиной ощущала ее укоризненный взгляд, убегая на следующий день из дома, на последнее тайное свидание. Как ни разумно было предостережение Лидии - силы оно не имело: Франсию влекло в знакомую гостиницу, словно к месту преступления. И теперь она жалела, что не носит вуали: хотелось лицо закрыть, стать одновременно и невидимкой, и прелюбодейкой, романтической Эммой в "Ласточке", с крупинками мышьяка на губах. Ах, скорее, беззвучно подгоняла она, скорее, отчего так медленно? От волнения побаливал живот, и кровь стучала в висках все громче и громче.
А может быть, ее просто укачало? Едва Франсия вышла из своей "Ласточки" и отпустила шофера, как все страхи схлынули бесследно, ветер взъерошил волосы. Никто за ней не следил - ни с тротуаров, ни из-за угла, ни из кафе и из магазинов. И она, успокоившись, скользнула в гостиницу - впервые одна, а не с Теодорой, - взбежала по лестнице, ни с кем не столкнувшись, и открыла дверь. Ее уже ждали, она опоздала на три минуты. Платье свешивало рукав, как руку, с подлокотника, перевернутые туфельки выставляли острые каблуки: одежда встречала Франсию, приветствовала беззвучно, предлагала войти и чувствовать себя, как дома. А раздетая Теодора лежала в постели, укрывшись до пояса, и улыбалась безучастно, словно только что проснулась после изнурительной рабочей ночи. Приглушенно горела лампа, занавешенная шарфом, и красный свет наполнял комнату до краев. Отблески расползались по скулам Теодоры, словно румяна.
- А, вот и ты, моя дорогая, наконец-то. Не стой так, раздевайся и иди сюда. Поговорим.
- Мы можем говорить только голые и лежа? - спросила Франсия и расстегнула платье. - Иначе никак?
- Никак, - согласилась Теодора и откинула одеяло: наверно, хотела замерзнуть, чтоб потом вернее согреться. - Не волнуйся, я тебя не буду насиловать, если ты не захочешь, все-таки я не мужчина. Ложись смело.
- Ты можешь и изнасиловать, я уверена.
- Ну, не говори глупостей.
Теодора покривилась брезгливо от одной мысли о насилии. О, как театральны и рассчитанны были ее гримаски, о, как долго тренировалась она перед отроческими и юношескими зеркалами, разминала мимические мышцы. Старинное искусство пригодилась теперь, в бесконечных спектаклях под крышей и под открытым небом. Кто бы подумал, что она говорит неправду, кто бы не вверился ей? Франсия, как обесчещенная девица, сама нарывалась: приехала, поднялась в номер, разделась, легла. Потом уже поздно было отказываться - по крайней мере, так гласили правила хорошего тона. Не хочется? Ничего, переживешь. Не очень-то сострадали тем, кто испытывал чужое терпение.
Но даже обнявшись, они были сейчас далеки друг от друга. Кровать плыла в красном воздухе, как в красном море, и под ней прятались чудовищные рыбы. А они сосредоточенно обустраивали и согревали свое жилье, палатку из двуспального одеяла. Чистое белье прикасалось к коже: Теодора оттого и попросила Франсию раздеться, чтоб разделить с нею это ощущение, внесексуальное телесное блаженство. Пресытившись эротикой, они отыскивали удовольствие в мелочах, проигрывали пьесу задом наперед: от порока к невинности.
- Мне надо уехать через два часа, - сказала Франсия, - нет, через час сорок пять. У меня много дел дома.
- Ты говоришь, как старая домохозяйка.
- Как домоправительница. Это же моя работа.
- Не очень-то к лицу тебе такая работа, ты для нее чересчур молода.
- Не тебе судить, ты вообще не работаешь.
- Ты права, - ласково согласилась Теодора, - не работаю и не собираюсь. У меня другие планы.
- И при чем тут я?
- Я внесла тебя в эти планы, моя радость. Помнишь, что я тебе говорила в последний раз? Я хочу тебя.
- Извини. Я тебя не хочу.
- Хочешь, еще как, я же чувствую. Потому что я тебе предлагаю не любовь, а кое-что получше - разумный союз. Взаимная выгода, и никаких чувств. Соглашайся, иначе тебе никогда не вырваться. Так и будешь до конца дней подавать лорду Жуслану кофе и согревать его простыни.
- Значит, ты предлагаешь мне предательство.
- Смену сторон, - поправила Теодора и простучала пальцами по спине Франсии, выбивая чечеточный ритм. - Соглашайся скорее.
- Нет.
- Ты даже не подумала.
- Я подумала. Нет. Я не хочу.
- Ну и дура.
- Ну пусть дура, - легко согласилась Франсия. - Как будто я сама не знаю? Не пойму только - ты ради этого со мной спала, или просто так?
- А ты - со мной?
- Просто так. Если б я знала заранее, что ты меня хочешь... не знаю, завербовать... если б я знала заранее, я бы тебя отшила. Но мне казалось, тебе просто хочется развлечься. Я ошиблась?
Теодора хмыкнула и приложила палец к ее губам, запечатала невидимым сургучом: все, что сказано, останется между ними, в этих стенах. Если ее и разозлило поражение - она сумела скрыть злость; всех Титания - бывших и нынешних - учили управлять эмоциями и людьми, одни усваивали уроки, другие получали волчий билет. Не хочешь - как хочешь, была бы честь предложена, твои проблемы, моя радость, потом пожалеешь, да будет поздно. Хватит, закрыли тему. Франсия отвела руку Теодоры и сказала нежно:
- Не затыкай мне рот, я этого терпеть не могу. Отвечай: почему ты спала со мной?
- Ну, потому что ты мне попалась под руку, вот и все. Мне хотелось развеяться, а когда хочешь развеяться, лучше трахаться с женщиной, а не с мужчиной. Мне хотелось отдохнуть от лорда Идриса, он дрянной любовник. Ну и еще мне было весело воображать, что сказал бы лорд Жуслан, если б узнал, что я сплю с его женщиной.
- Он бы ничего не сказал.
Был ли в словах Теодоры потайной смысл, прятала ли она за своими рассуждениями насмешки или признания в любви? С ней никогда нельзя было знать наверняка, она и самые простые фразы шифровала на всякий случай. А Франсия давно привыкла к маленьким унижениям и сносила их, не вздрагивая, с милой улыбкой - будто ей на все наплевать. А может быть, лорд Жуслан и вправду ничего бы не сказал, даже если б ему поведали на ушко, с кем спит его Франсия. Долгий союз приучал к выдержке; пожив без брака, умные люди легко закрывали глаза на измены. Ведь в постели Франсия болтала с Теодорой не о политике, а о шляпках и тряпках, о проклятых черных чулках, о пирожных, о безобидных женских штучках, - ах, одна запись опровергла бы эту ложь, но в гостиницах для любовников охраняли право на частную жизнь. И Франсия могла врать напропалую, изворачиваться, оправдываться и сыпать клятвами: нет-нет, Теодора ничего ей не предлагала, никуда не заманивала, это был просто секс.
Но это был замечательный секс, стоило честно признать. Франсия прижалась к ней и подумала, что они сместили сезоны, курортный летний роман перенесли на осень. Сентябрь и октябрь промелькнули и канули, так много случилось за два месяца - не между ними, но вокруг них. И никак не получалось устоять в водовороте и сохранить равновесие: мол, делайте что угодно, воюйте или миритесь, а они бы и дальше примеряли новые туфли и красили губы перед замызганными зеркалами, не вмешиваясь, никого не поддерживая - кто победит, тот и прав. Они бы застыли манекенами в витринах, дорогими трофеями - и за безразличие им бы подарили жизнь. Эта животная мудрость спала в их крови, в мозгу и в генах - наследство от благоразумных бабушек, выживавших в свое время, покуда вокруг горели города и разрушались государства. Но увы, они обе переросли такие советы, они не могли бросить карты и выйти из игры - и не могли сыграть вдвоем.
- Но мы же не станем врагами, правда?
- Не говори глупостей, конечно, станем. Если только лорд Жуслан не предложит мне союз... но я вряд ли приму его предложение. Он мне не помог, и я не буду ему помогать, все по справедливости.
- Так хочешь ему отомстить?
- Нет, что ты, просто хочу посмотреть, как он придет ко мне и будет просить.
- Остановись. Ты не выиграешь, у тебя слишком мало сил.
- Ты угрожаешь или пророчествуешь? - улыбнулась Теодора.
- Я просто рассуждаю логически. У лорда Идриса нет ни верных соратников, ни армии, ни влияния. Он может перехватить власть ненадолго, но удержать ее не способен. Он проиграет так или иначе, и тогда ты тоже пострадаешь.
- А ты за меня беспокоишься?
- Ведь я спала с тобой. Ты мне не чужая.
Обе знали, что Франсия лжет: секс не сближал, лишь очень юные или очень влюбленные могли в это верить. А они, пресытившись ласками, размыкали объятия, по очереди принимали душ, причесывались и расходились, едва попрощавшись сквозь зубы. Секс не сближал, но освежал их, ненадолго выводил из привычного круга: тем слаще было возвращаться к прежней жизни, к привычным обязанностям и тревогам. Никто не замечал, что от Франсии пахнет странными, слишком горькими духами. И конечно, никто, даже лорд Идрис, не видел на бедрах Теодоры маленьких пятнышек от поцелуев: ведь Франсия кусалась и ласкала Теодору ртом, впиваясь пальцами в ее ягодицы, силой заставляя ее лежать смирно. Они не стеснялись друг друга, не стыдились своих желаний и потаенных фантазий. "Извращения? - говорила Теодора. - Я не знаю, что это такое".
И все-таки они были чужие, нарушение баланса навсегда разводило их и, может быть, делало врагами: верность, амбиции, выгоды привязывали покрепче любви; ни Франсия, ни Теодора не сумели бы выбросить все и вырваться на волю. Да и как бы они выжили в нелинованном мире, без классов и перегородок? Так мало походили они друг на друга, и все-таки не мыслили жизни вне построенной системы: одинаковый ужас перед анархией сидел у них в крови. Нейтралитет обесценивался, надо было поддержать кого-то одного, кого-то сильного. Вдвоем они могли выступить против всех, но только вдвоем. Одиночество означало бесславную сдачу - и Теодора боялась проигрыша гораздо больше, чем Франсия. Ведь у нее был титул, который легко отняли бы вновь. И не было ремесла.
- Меня не убьют, - сказала Теодора - и презрение послышалось в ее голосе: о да, она и вправду презирала тех, кто отказывался ее убить, не нужны ей были помилования и поблажки! - Еще чего. Если я раскаюсь, меня отправят в ссылку, ну, или посадят в тюрьму, если я заупрямлюсь, но не убьют, даже не думай.
- Ты не заупрямишься.
- Но и не испугаюсь.
- Конечно, испугаешься. Нет, я знаю, что с тобой сделают, если лорд Идрис проиграет. Тебя не убьют, тебе нарисуют лилию на плече.
- Лилию?
- Геральдическую лилию, вот такую, - и Франсия в воздухе начертила трехзубую лилию, королевский цветок, а потом поцеловала Теодору в белое, неклейменое плечо. - И тогда ты станешь еще красивее.
И все-таки Теодора хотела справедливости: из стремления к власти вырастала смутная мечта о равенстве, об одинаковых наградах и наказаниях для мужчин и для женщин. Не оттого ли она сказала: "Если женщине позволено всходить на эшафот, значит, ей можно всходить и на трибуну"? А ей не было места ни в выигранной, ни в проигранной битве: как бы ни повернулись события, кто-то другой, а не она, собрал бы и славу, и унижения. Женским уделом были постельные интриги, шепот в подушках, заговоры под одеялом; за дверями спален начиналась чужая территория, там могли и щелкнуть по носу: куда ты лезешь, дурочка, не зарывайся. На трибунах и эшафотах толпились мужчины, и законы вежливости там не действовали - пропустишь даму к палачу, посторонишься галантно, а потом не успеешь оглянуться, как тебя вышвырнут вон и из собрания, отнимут титул, прощально помашут нежною ручкой. Волей-неволей приходилось перестраховываться.
Честолюбие кольнуло Франсию в сердце - самой тонкой иголочкой, на пробу: поддастся или нет? Куда как лестно было бы войти в историю не маленькой любовницей (или даже супругой) великолепного лорда Жуслана, а мятежницей, хоть везучей, хоть неудачливой. И как бы удивились все, кто прежде знал Франсию: неужели эта тихоня, эта лапочка посмела взбунтоваться, злом отплатить за все благодеяния? После всего, что для нее сделали, после двух лет беззаботной жизни в роскоши и покое - она передумала и пустилась во все тяжкие? Ах, что же взять с восемнадцатилетних, это буйный возраст! Им только разреши - и они бросятся в приключения сломя голову, и голову эту сложат в конце концов. Ничто не спасет, ни внешность, ни спокойствие, ни крепкая узда; не зря говорят, что у брюнеток сумасшедший темперамент. Огонь тлел в жилах Франсии, и легкий ветерок мог раздуть его, сделать пожаром. Ох, неужели и ей надоело коллекционировать черные чулочки, надоело хозяйничать и разливать чай в чашки, неужели и ее потянуло за порог, на площади, где шумели мужи, а не жены?
Молодые лучше поймут друг друга - так, наверно, думала Теодора, заманивая Франсию, соблазняя ее, как черт соблазнял девушку за прялкой в старинной песенке. Кто еще мог ей пригодиться - полоумная Тереза, потерявшая сыновей и рассудок, бедная Тереза, которой легко было вертеть, будто куклой? Но она рано или поздно погубила бы своего кукловода, на нее нельзя было положиться. А лорд Идрис, злой мальчик, ждал удара в спину и не доверял Теодоре, и в любую минуту собирался ударить первым, прятал нож в рукаве. Две змеи не уживались в одной корзинке; он чуял опасность и боялся Теодору не меньше, чем противников-мужчин. И этот страх льстил ей, как лучшая из похвал: ага, думала она, ты меня не сломаешь, зато я сломаю тебя.
Франсия вздохнула и поцеловала ее, не в губы, а в родинку на подбородке, в милую мушку. Не было другого оправдания, кроме "я тебя не хочу", перед ним слабели остальные доводы. Теодора приняла бы ее и без любви - тем лучше, чувства мешали трезво мыслить; Теодора, пожалуй, разделила бы с ней добычу - пополам. Но Франсия не хотела ни власти, ни почестей; ее только свобода опьянила бы по-настоящему - да Теодора не обещала ей свободы. И даже если б они заключили союз - сколько бы они продержались вместе, связанные расчетом и сексом, и когда бы навалилось пресыщение, когда Теодора начала бы ломать ее - просто от скуки, как еще одну надоевшую игрушку? С лордом Жусланом она могла мирно дожить до старости, экономкой или женой; а Теодора рано или поздно свела бы ее с ума.
- Если Идрис проиграет - наплевать на него, я все равно могу победить одна.
- А если ты победишь, что ты со мной сделаешь? - спросила Франсия серьезно.
- Будешь хорошо себя вести - ничего не сделаю. Отпущу с миром, благословлю на все четыре стороны, даже подарю тебе лорда Жуслана, если его раньше не убьют. Видишь, какая я добрая.
- А сейчас ты лжешь. Если ты победишь, ты меня так просто не отпустишь.
- Ты права, - и Теодора провела рукой по груди и животу Франсии, прикоснулась к расслабленным бедрам. - Я тебя заберу себе. Будешь жить у меня и греть постель мне, а не лорду Жуслану.
- А если я откажусь?
- Тогда я напомню тебе, в каком мире ты живешь. Князьям Титания не отказывают, дорогая.
- Ты уже видишь себя княгиней?
- Ты хотела узнать, что будет, если я выиграю. Конечно, тогда я стану княгиней. Безземельной леди.
Франсия засмеялась и увидела мертвую голову. Она лежала на земле, как на блюде: ее срезал с плеч топор или острый нож. От солнечных пятен веяло холодом, и где-то жужжали мухи, не смея подлететь ближе. И Франсия увидела еще, как поднимает эту голову, окунает пальцы в светлые волосы, как в воду, и целует сладковатые губы. К горлу подкатила рвота, ей стало тошно и страшно, и она прильнула к Теодоре и почувствовала, как сладкий трупный запах пробивается сквозь горькие духи.
- Что с тобой? - спросила Теодора. - Что ты дрожишь, ты замерзла?
- Да, - ответила Франсия, - мне кажется, сегодня здесь очень холодно. Поэтому, пожалуйста, погрей меня, моя радость.

@темы: фанфики, фeмслэш, фикатон 2012, Tytania

---

Фанфик | Как Балами женили.

[Botan-chan]

Автор: Botan-chan
Фэндом: Tytania
Пейринг: Балами/Лидия
Рейтинг: G
Жанр: романс, юмор
Примечания: пост-канон

Как Балами женили.

Как Балами женили.

Утро выдалось замечательным, и самым прекрасным в нём было то, что в кои-то веки не нужно было никуда бежать, решать срочные проблемы и общаться с множеством посетителей разной степени приятности. Можно было просто скоротать время в обществе старого друга, любуясь на ухоженный сад и наслаждаясь изумительным вкусом утреннего чая. И хоть ненадолго забыть о своих обязанностях верховного главы клана Титания.
- Кстати, скоро Балами женится, - вдруг громко и чуточку слишком чётко сказал Жуслан.
Ариабарт от неожиданности слегка закашлялся, отставил чашку с чаем и недоумённо посмотрел него. Во-первых, было непонятно, к чему это было сказано сейчас, а во-вторых, сплетни о связи Балами Титания и принцессы Лидии ходили уже давно, но тема возможного брака, как ни странно, почти не всплывала. А сами Балами с Лидией отмалчивались как рыбы.
- Да, - прежним нарочитым тоном продолжил Жуслан. – Очень выгодный брак для обоих сторон. Полагаю, мы не прогадаем от этого союза…
За полуоткрытой дверью что-то приглушённо стукнуло и раздался топот быстро удаляющихся шагов.
Ариабарт нахмурился. Кто-то подслушивал из коридора? Куда смотрит охрана?! Он уже почти высказал Жуслану свои соображения по поводу распустившихся солдат, но осёкся, увидев на лице того знакомое хитрое выражение.
Так. Похоже, «кто-то» оказался под дверью не случайно. И Арибарат даже догадывался, кто это может быть.
Он откинулся на спинку стула и снова взял чашку, невольно расплываясь в широкой улыбке.
Кажется, сегодня будет весело.

День выдался отвратительным. Ни одной порядочной посетительницы, просто какое-то наказание. Мадам Линсей, хозяйка элитного свадебного салона, выпила таблетку обезболивающего и прижала пальцы к вискам. Кошмар! Конечно, девушки перед свадьбами всегда нервничают, даже в наше чуждое сантиментам время, но обычно их довольно просто успокоить, особенно с её-то опытом. Однако сегодня все клиентки как сговорились – истерика за истерикой, работницы в ужасе, дурные отзывы грозят облететь всё высшее общество.
Из главного зала опять послышался какой-то шум. Да за что же такое наказание?!
Мадам Линсей торопливо убрала таблетки на место и поспешила вмешаться в нарастающий скандал. То, что это скандал, она даже не сомневалась.
- Эта девушка выгнала всех посетительниц, и… - Алисия, секретарь, выскочила навстречу.
Причёска растрепалась, а шейный платок перекошен, с неудовольствием отметила мадам Линсей. Надо потом будет отчитать – работники должны выглядеть безукоризненно, даже если настанет конец света – но позже, позже.
- Какая девушка?
- Я не знаю. Она не приходила к нам раньше…
- …платье. Немедленно! – раздался из зала громкий голос.
Его обладательница определённо привыкла высказывать свои пожелания чётко и прямо, и явно не ждала, что кто-то попробует их оспорить. Мадам Линсей на секунду задержалась у двери, чтобы поправить перед зеркалом безукоризненно сидящий жакет, и вошла в залу.
Посетительниц там действительно не было, кроме одной, которую мадам Линсей моментально узнала, благо за светской хроникой следила очень пристально.
- Ваше высочество…
Принцесса развернулась к ней и ткнула пальцем грудь, немало шокировав таким вопиющим отсутствием манер.
- Мне надо свадебное платье. Любое, но чтобы хорошо сидело. Самое позднее – через пару часов. Плачу по тройному тарифу, - её взгляд был достаточно выразителен, чтобы заставить встать по стойке смирно даже бывалого генерала.
Мадам Линсей, собиравшаяся было успокоить девушку и вежливо, о, не сомневайтесь, безукоризненно вежливо выпроводить прочь, закрыла рот, проглатывая все свои увещевания, и даже почти не вымученно улыбнулась.
- Конечно. Как вы пожелаете. Самое лучшее платье в самый короткий срок.
Голова продолжала болеть, несмотря на принятое лекарство.
Кажется, сегодня будет тяжело.

Вечер выдался тихим и немного грустным. Работы за день было относительно немного, а если дела не кипели ключом, мистер Джонс всегда скучал. Он ещё раз аккуратно сложил документы – десять зарегистрированных брачных контрактов, один расторгнутый и несколько заявок на бракосочетания в следующем месяцы. Всего лишь. Ах, где же осень с её непрерывными свадьбами и непрекращающимися делами…
Мистер Джонс вздохнул и посмотрел на часы. Через пять минут конец рабочего дня, и даже не с чем задержаться на вечер. Придётся идти домой, где никого нет, и мучительно придумывать, чем бы скоротать вечер до счастливого момента отхода ко сну.
С лестницы послышался шум. Мистер Джонс не обратил на него особенного внимания, потому что точно знал, что все дела на сегодня завершены. Однако минутой спустя, когда к нему громко постучали, а потом, не дожидаясь разрешения войти, распахнули дверь, игнорировать неожиданное вторжение стало сложно.
- Прошу прощения? – мистер Джонс с удивлением рассматривал невысокую девушку, стоявшую на пороге.
Определённо, она не была его коллегой, и, кажется, её фотографии он не видел среди дел с запланированными на сегодня свадьбами, но почему-то её лицо казалось смутно знакомым.
- Это вы уполномочены регистрировать брачные контракты? – спросила девушка, даже не потрудившись представиться.
Впрочем, мистер Джонс не обиделся. От нежданной посетительницы прямо веяло возможными неприятностями, и это обещало приятную альтернативу грядущему неудачному вечеру. Впрочем, сначала следовало соблюсти все правила.
- Да, я. Однако если вы хотите подать заявление, вам надо обратиться не ко мне, а…
- Я хочу, чтобы через полтора часа вы зарегистрировали мой брак. Заявления не будет, у меня нет на это времени.
Мистер Джонс отметил, что его руки начали искать необходимые бланки, однако усилием воли заставил себя остановиться. Ситуация была многообещающей, но неприятностей с начальством не хотелось.
- Понимаете, это противоречит установленным нормам. Вы должны сначала подать заявление, которые будет должным образом зафиксировано, и лишь через месяц…
Посетительница выразительно поджала губы и раздражённо притопнула ножкой. И опять показалась удивительно знакомой.
- Я понимаю, что вас не могут не волновать формальности, вы хороший чиновник на службе империи. Но сейчас о них можно не волноваться. В крайнем случае, я могу уточнить о законности ваших действий у лорда Жуслана Титанийского. Полагаете, стоит его беспокоить этим вопросом?
Мистер Джон поперхнулся, наконец вспомнив, где видел это лицо – на экране визора, во время показа одного официального приёма. И начал поспешно собирать нужные бумаги.
- Не стоит утомлять лорда такими мелочами.
- Всё должно быть готово через полтора часа максимум, - посетительница одарила его грозным взглядом и стремительно вышла.
- Непременно.
Кажется, сегодня будет запоминающийся вечер.

Ночь начиналась тяжело, но ложиться спать было поздно – корабль приземлялся через полчаса. Поездка выдалась трудной, отдохнуть днём не удалось, потому что следовало подвести итоги и составить рапорт. И ещё опять эти мысли…
Балами вздохнул. Пока он занимался многочисленными делами, было совершенно некогда думать о своей личной жизни, но стоило только всё закончить, как старые вопросы вновь замаячили на повестке дня. А ведь он ещё даже не вернулся в Уранибург!
Может, попросить у лорда Жуслана ещё одно важное задание на периферии? А толку? Навсегда сбежать всё равно не получится. Балами снова тяжело вздохнул и выпил ещё вина. Может, попробовать спросить совета? Да ну, это просто смешно и неприлично – обращаться с такими вопросами. Кроме того, лорд Жуслан сам холостяк, так что вряд ли знает, как правильно попросить у девушки руки, так, чтобы она точно не отказала. С гарантией. Потому что если откажет…
Балами скорбно зевнул, допил остатки вина, поставил бокал на стойку и пошёл из бара, который должен был закрыться через пару минут. Его ждал Уранибург и… Да. И.
Приземление прошло буднично. Космопорт обычно шумел, ему не было дело до душевных терзаний прибывающих и улетающих. Балами думал, брать ли такси, или вызвать своего водителя, а ещё – как всё-таки поговорить с Лидией, чтобы задать ей тот самый сакраментальный вопрос, с которым Балами бесплодно носился последние пару лет. Ну или хотя бы на какую ещё командировку напроситься у лорда Жуслана в ближайшее вреия. Занятый этими сложнейшими проблемами, Балами сначала совсем не обратил внимания на группу из трёх человек, стоявшую у него на дороге. Ровно до тех пор, пока маленькая крепкая рука не ухватила его за ворот, заставив резко наклониться вниз.
- Ты. Женишься. На мне.
- Что?!
Балами растерянно заморгал, и только тогда понял, что перед ним стоит Лидия. И выглядит как-то непривычно. Ему понабилось несколько секунд, чтобы сообразить, что дело в незнакомой изысканной причёске и шикарном белом платье.
- Я сказала, что ты женишься только на мне. И немедленно! – повторила Лидия.
Балами открыл рот. Закрыл. Подумал, что надо спросить, что стряслось, и почему его об этом не известили. Посмотрел Лидии в глаза и решил, что это подождёт.
- Ээээ… прямо сейчас? – только и смог выговорить он.
- Да, - Лидия указала на незнакомого мужчину средних лет в костюме государственного служащего. – Мистер Джонс уже подготовил все бумаги. Франсия будет свидетельницей.
Балами ещё раз открыл и закрыл рот, потом кивнул. В конце концов, не этого ли он хотел?
Лидия победно улыбнулась.
Кажется, совместная жизнь будет интересной.
Впрочем, это было понятно уже давно.

- Жуслан, и всё-таки, зачем были все эти сложности? Разве нельзя было организовать их брак как-нибудь… попроще?
Ариабарт из окна наблюдал за стоявшей в саду парой. В свете ночных фонарей Лидия казалось сказочной феей. А Балами очевидно засыпал на ходу, бедняга.
- Конечно, можно, - Жуслан улыбнулся знакомой безмятежной улыбкой, за которой могло скрываться что угодно. – Но согласись, так получилось намного забавней. И без нашего участия.
Ариабарт предпочёл не комментировать это «без нашего участия», бросил в окно последний взгляд и задёрнул штору. Как бы там ни было, каждый получил то, чего хотел.
- Иди спать, - Жуслан подошёл сзади и положил подбородок ему на плечо. – Завтра будет тяжёлый день.
- Организация медового месяца для молодожёнов?
И они оба рассмеялись.

@темы: фанфики, джен, Tytania

---

[Botan-chan]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Botan-chan]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

на фикатон 2012

[Алэй Лан]

Название: Кредит доверия

Авторы: Ариабарт пушистый и в фуражке, Алэй Лан

Фэндом: Tytania

Рейтинг: PG

Сеттинг: постканон

Жуслан входит в его палату, и на его лице написано спокойное ожидание предательства.

А Ариабарт думает, что, пожалей он о своей скоропалительной отставке, лучшего расклада и представить было бы нельзя. Он сейчас без пяти минут не князь, без пяти минут никто. И вот его шанс – беглец и без пяти минут объявленный в розыск преступник - стоит и ждет, когда Ариабарт решит воспользоваться им. И неважно совершенно, что Жуслана по распоряжению Ариабарта встретили, как командующего флотом. Это может быть ловушкой, это может быть отвлекающим маневром или даже насмешкой. Ариабарт знает ход мыслей Жуслана не потому, что тот его брат, но потому что они оба Титания, и важной здесь становится даже не родственная связь, но среда обитания, которая создала их обоих. Среда, в которой всегда нужно быть готовым к тому, что ближний собирается тебя сожрать.

Ариабарт с некоторой долей брезгливости осознает, что эта власть его зачаровывает. Ему неожиданно приятно держать в руках жизнь Жуслана, понимать, что одного приказа хватит, чтобы его уничтожить. Стыдное, гадкое, но все же удовольствие, их именно к такому приучили: радоваться чужому падению и способствовать ему по мере сил. Вызов из Уранибурга проходит в самый неловкий для них обоих момент и почему-то кажется чуть ли не протянутой рукой помощи. Ариабарт с готовностью цепляется за нее – в жизни он не был так рад видеть Идриса. Его заносчивый тон, требовательные на грани истерики интонации ласкают слух – Ариабарт улыбается, точно зная, что сейчас избавится от отравленного подарка. Власть над Жусланом - не то, что он просил, определенно. Отказываться от нее так же приятно, как использовать отборные ругательства в отношении Идриса.

В этот день он впервые видит в глазах Жуслана то странное выражение и, смутившись, начинает говорить первое, что придет в голову. Ариабарт сам понимает, что тему он выбрал не самую подходящую, но Жуслан будто приходит в себя, и в конце концов им удается свернуть на дела. Говорить о будущем мятеже - давайте называть вещи своими именами - безопасно. Жуслан строит планы, набрасывает первый вариант письма к императору, перечисляет, с кем именно надо связаться, кого перетащить на свою сторону. Ариабарт кивает и иногда вставляет пару слов - лучше не мешать профессионалу играть на своем поле. Его роль будет заключаться в военных действиях против Идриса - это он умеет, это ему нравится. А политикой пусть занимается Жуслан.

Больше всего Ариабарт боится не действий Идриса, не реакции остального клана (мало будет радости победить и обнаружить, что вся твоя родня потихоньку саботирует все твои решения), больше всего ему становится не по себе, когда он думает о Аджимане. Пока тот молчит, пока все на их стороне, но и Ариабарт и Жуслан прекрасно понимают - одна речь Безземельного Лорда, и они будут втоптаны в грязь. Ариабарт читает донесения шпионов из Уранибурга и раздумывает, что же может означать такое странное бездействие Аджимана. Ему немного стыдно, когда он думает, что лучшим выходом для них была бы смерть последнего, желательно внезапная, чтобы Аджиман не успел оставить никаких распоряжений о передачи власти, и подтвержденная, чтобы ни у кого не осталось ни малейших сомнений. Вот тогда они с Идрисом были бы на равных.

Жуслану Ариабарт о своих мыслях не говорит. Тот и так понимает, какое шаткое у них положение, зачем озвучивать прописные истины? Ариабарт не думает, что Жуслан будет играть настолько грязно и подсылать к Безземельному Лорду убийц. За то время, пока они сражаются бок о бок – «Какой пафос», - усмехается Ариабарт про себя - он узнает брата все лучше и лучше. Жуслан, как это ни странно, благороден и не слишком любит грязные методы, хотя и с успехом их применяет. Ариабарт искренне благодарен, что он сам от этого избавлен.

Он восхищается Жусланом и однажды открыто говорит ему об этом. Реакция Жуслана... странная. Он смущен, рад и снова смотрит на Арибарта так, что у того начинает сосать под ложечкой.

Взгляд Жуслана возвращает ему высказанное только что восхищение, и возвращает в избытке. «Это слишком», - хочется сказать Ариабарту, хотя он не может пока сформулировать, что именно «слишком». Слишком хорошо? Тогда почему у него такие дурные предчувствия? Разве не хотелось ему, чтобы Жуслан ценил его?

«Ценил, а не переоценивал». Жуслан смотрит на него так, будто любое слово Ариабарта – истина, любой поступок – верх совершенства, и от осознания, какие проценты придется платить по этому кредиту доверия, становится почти дурно.

«Я этого не просил», - думает Ариабарт, понимая, почему слепое восхищение называют слепым: тот, в чьих глазах оно поселилось, видит перед собой не человека, но его улучшенную и дополненную собственной фантазией версию. Тот, кому так улыбается Жуслан, с самим Ариабартом, вероятно, имеет мало общего. Ариабарт улыбается в ответ и чувствует себя самозванцем, которого вот-вот разоблачат.

«Я не хочу», - думает Ариабарт.

***

- Я не хочу, - повторяет он, стоя перед зеркалом, видит, как шевелятся губы, но не слышит ни звука.

- Я не хочу, - вот теперь получилось нормально, но Ариабарта буквально корежит от беспомощности этой фразы, от нелепой детской жалобы, которая прячется за ней. Он открывает кран, плещет на лоб и виски холодной водой. Что толку – в собственной ванной он может до хрипоты орать то, что не решится повторить перед Жусланом.

Даже самому себе ему неловко это говорить. Такой шанс выпадает раз в жизни, за него вцепляются в глотки, идут по трупам, убивают, иногда даже своими руками - Ариабарт достаточно хорошо знает историю своей семьи, те неофициальные ее главы, которые никогда не будут опубликованы в учебниках. Пост Безземельного Лорда - вершина карьеры, цель, к которой наследника каждого дома готовят с рождения. И который, похоже, достанется Ариабарту просто так.

Никто бы не удивился, если бы он тогда пошел к Аджиману один, с уже готовыми бумагами, где говорилось бы о передачи власти ему, Ариабарту. Никто не удивился бы, если бы он еще до этого делал намеки о том, кто именно получит всю власть в клане. Никто, кроме самого Ариабарта.

Он действительно считал, что Безземельным Лордом будет Жуслан. Умный, хитрый, обаятельный Жуслан. Порядочный, добрый, с ласковой улыбкой. Самая лучшая кандидатура. Жуслан, которого поддержали бы все. И который при их последней встрече с Аджиманом сказал:

- Разумеется, я планирую принести присягу лорду Ариабарту.

Это прозвучало так спокойно и естественно, будто Жуслан сообщил, что вода мокрая. Будто бы он с самого начала хотел именно этого.

Ариабарт тогда продолжил улыбаться, будто ничего особенного не случилось - не стоило давать Аджиману повод подумать, что у них с Жусланом есть какие-то разногласия. Впрочем, тот все равно приподнял брови - не удивленно даже, странно расчетливо, и посмотрел на Ариабарта с неожиданным сочувствием.

Жуслан ничего не заметил, а Ариабарт незаметно прикоснулся к собственной щеке - ему казалось, что лицо у него горит. Кожа была нормальной на ощупь, и когда он посмотрел на свое отражение в оконном стекле, то вяло поразился, что не покраснел и не побледнел. И даже руки не тряслись.

Но думать он мог только о процентах, которые его разорят. Бессмыслица.

Он сжимает край раковины так, что белеют пальцы. Все уже решено, и от этой петли ему не отвертеться – слишком уж заботливо ее накинули. И неважно, сколько времени у него до инаугурации, с тем же успехом на него могли напялить мундир Безземельного лорда уже сегодня. Жуслана ему не переспорить – не стоит и пытаться, это Жуслан мастер убеждать, а вовсе не Ариабарт. Тут даже профнепригодностью не отговоришься, уж чего греха таить – Ариабарт достаточно компетентен, достаточно подготовлен, достаточно популярен. Он должен справиться, да и Жуслан всегда будет рядом, и от этого «всегда рядом» Ариабарту вдруг становится душно. Ему не дадут упасть, да что там – он сам себе не позволит даже споткнуться. И никакому «не хочу» здесь просто нет места, особенно если оно единственное, что Ариабарт может противопоставить аргументам Жуслана.

Он плохо и мало спит, ему снится самый утомительный из всех возможных снов – бесплодная череда попыток заснуть. А утром, снова встречаясь со своим измученным отражением, Ариабарт понимает, что сдаваться без боя глупо, и, приведя себя в порядок, набирает номер Жуслана.

Разговор похож на попытки идти по вате - Ариабарт все время проваливается куда-то не туда, и все отчетливее понимает, что до цели, похоже, не добраться вообще. У Жуслана на все есть аргументы - те же самые, что вспоминал сам Ариабарт, и оттого такие эффективные. Нечего возразить, не о чем спорить, а в глазах Жуслана все то же безграничное доверие, от которого хочется выть в голос. Нет лучшей ловушки, чем любовь, и Жуслан это, наверное, даже не осознает.

- Я все же не совсем уверен, что это мое, - говорит Ариабарт под конец.

Наверное, он уже настолько близок к отчаянию, что это слышится в голосе. Жуслан, до того увлеченно строивший планы на "потом", вдруг замирает и внимательно смотрит на Ариабарта. Действительно смотрит, и Ариабарт понимает, вот оно - если он сейчас нажмет, то Жуслан откажется от своей сумасшедшей идеи.

Ему становится жарко от облегчения.

- Ариабарт... - начинает Жуслан, и в его глазах Ариабарт видит совершенно новое чувство.

Не только уверенность, не только вера в него. Совсем в глубине Ариабарт видит холодный расчет.

Почему-то ему становится смешно. И совсем легко. Жуслан-манипулятор, Жуслан-хитрец, ломающий всех в угоду своим планам - это так привычно, так... правильно.

Жуслан улыбается и не заканчивает фразу. Он понял, что добился своего.

Ариабарт соглашается. Несмотря на то, что холодное выражение исчезает из глаз Жуслана, сменяясь не менее искренним обожанием. Несмотря на то, что он понимает - другого шанса отказаться не будет. Колесо завертелось, об отставке Аджимана будет объявлено, Ариабарт станет его официальным преемником и уйти без того, чтобы весь клан потерял лицо, будет невозможно. Несмотря ни на что, он в очередной раз верит Жуслану. К тому же, это не на всю жизнь.

***

«Это не на всю жизнь» - уговаривает себя Ариабарт через несколько месяцев, принимая присягу. Отставка для Безземельного лорда не всегда равна смерти, и Аджиман, присутствующий здесь же, тому лучший пример.

Позади первые шаги в новой должности, непривычный груз ответственности, изредка трясущиеся по вечерам от напряжения руки и головные боли. Нужно просто привыкнуть и повторять - это не навсегда. Ранение в живот кажется Ариабарту вполне достойной альтернативой вступлению в должность, и в неожиданном и неуместном приступе черного юмора, он думает, не организовать ли на себя покушение.

Может, позже. Если станет совсем невыносимо, если он будет готов пустить себе пулю в лоб, то с радостью согласится, чтобы кто-то выстрелил ему в живот. И, возможно, этот кто-то тоже будет действовать из лучших побуждений.

@темы: фанфики, фикатон 2012, джен, Tytania

---

[Puer]

Автор: Jedermann
Фандом: ЛоГГ
Персонажи: Оберштайн, Хильда, мелькает Мюллер. Упоминаются и другие.
Рейтинг: G
Размер: мини
Таймлайн: везде и обо всем.
Предупреждение: стеб, ООС, упоминание канонных смертей, злой стеб в адрес фандомных мемов, путаница с таймлайном.
Название: Начитавшись записей фанатов... Случайная встреча в коридоре.

Хильда: Ваше превосходительство, что вы делаете?!
Оберштайн: Собираюсь дать вам понять, что мы с вами созданы друг для друга. Да и вообще, я самый умный, совестливый и привлекательный мужчина в галактике.
Х: Да что вы говорите! Самый привлекательный мужчина в галактике - это герцог Лоэнграмм!
О: Ну знаете, вы тоже ничем особым не отличаетесь, так, вполне традиционная анимешная внешность и вообще похожи, прости Один, на Фредерику Гринхилл.
Х: Да вы грубиян! и вы после этого думаете, что у вас есть со мной шансы?
О: Я умею просчитывать ходы, фройляйн. Я известный манипулятор, вся галактика только на мне и держится. Я - Марти-стью этого фандома. И вообще, неужели вы не заметили, как я вам симпатизировал в ... серии?
Х: Да? Не заметила. И в чем это выражалось?
О: Я же вам улыбнулся на ... минуте и ... секунде.
Х: И это вы называете улыбкой?
О: Да вы что, вы меня так плохо знаете? Да я там просто ржал...
Х: Надо мной?
О: Фройляйн, вас прочат в мою женскую ипостась... Не знаю по какой причине - для убедительного сходства со мной вы задаете слишком много вопросов.
Х: Зря надрываетесь, я этот ваш, так сказать, ржач даже не заметила.
О: Вы разве не знаете о моей скрытности? По словам Танаки, я настолько скрытен, что скрываю свои планы даже от самого себя.
Х: И что же вас заставило на этот раз выйти из сумрака?
О (вздыхает): Настойчивость фанатов. Их столько и они такие, что мне даже при всей своей Марти-Стьюшности не справиться с ними.
(продолжает мечтательно): в принципе, если их собрать в одном месте и как-то внушить Лоэнграмму, что уничтожение данной планеты пойдет на пользу галактике... Это должно быть и в ваших интересах, фройляйн, иначе Лоэнграмма уведет фемм-Ян...
Х: Ха-ха! А я слышала, что вас самого прочат в пары Яну даже не в фемм форме. Чую я, вы этого боитесь!
О: Фройляйн, я боюсь лишь одной вещи на свете: что мне не удастся осуществить свой грандиозный план по зарыванию гольденбаумской династии и уничтожению всех подозрительных типов. По сравнению с этим все, включая терраистов, просто пчелы.
Х (язвительно): То-то вы этих терраистов вместе с Рубинским все ловите и никак не можете поймать.
О: Открою вам секрет, фройляйн: мне тут внушили, что мне сперва нужно обязательно избавиться от своего главного врага, а им, оказывается, является - кто бы мог подумать! - Гросс-адмираль Ройенталь и даже весь штаб Лоэнграмма, а вовсе не те, о ком могли бы подумать мы с вами. Приходится трудиться, вертеться, терпеть тайных альтруистов-маньяков, дабы избавиться от них.
Х: Ну да, ну да, вам опять чудится номер второй?..
О (вздыхает): эх фройляйн, неужели вы не понимаете: по статистике номером вторым являюсь как раз я...
Х (с надеждой): после герцога Лоэнграмма?!
О: Увы, фройляйн, после адмирала Яна.
Х: Но как?! Даже сам адмирал Ян неравнодушен к герцогу! Не зря же он назвал его самым красивым человеком в галактике! (ревниво) Да и вы сами, судя по количеству слэша оберштайн/Райнхард.
О: Да что вы, фройляйн, нашли по чему судить! Да судя по этому мне нужно обладать не искусственными глазами, а способностью к мимикрированию. Что только обо мне не фантазируют... или во мне видят электронного импотента или... Взять хотя бы арты со мной; кто сказал артерам, что я люблю мороженое? Да я от стыда собственному заму не могу посмотреть в глаза, такое о нас думают. Фернера по этой причине уже три девушки бросили и он на грани запоя от мысли, что ему так и не удастся продолжить свой род, поскольку с ним отказываются спать все - даже проститутки - из страха ко мне. Что с вами, фройляйн?
Х (промокает глаза платком): Фернера жалко!
О: Лучше жалейте меня, мне достается гораздо больше и от тех, кто упорно видит во мне живую машину, и от тех, кто упорно хочет разглядеть во мне человека. А я бы с удовольствием изолировал от общества всех их. Уж лучше ловить терраистов, чем иметь дело с не в меру влюбчивыми фанатами.
Х: Ну-ну, не преувеличивайте, по поводу терраистов и Рубинского вы тупите и в каноне и там же копаете под адмирала Ройенталя. Я уже не говорю о Кирхайсе, которого вы упорно называли номером вторым!
О: Так ведь всем известно, автор - ядовитый гад.
Х: Ну вот, сейчас у вас автор виноват! А сами вы опять ни при чем. Да что вы за существо, если вами все вертят? А ведь всем известно, что это вы всеми манипулируете.
О: Кто вам это сказал?
Х: Адмирал Биттенфельд.
О: Нашли кого слушать... У меня автоматически затылок начинает болеть и глаза искрить, как только я его вспоминаю.
Х: Почему?
О: Даже не знаю, такое чувство, что он что-то замышляет против меня.
Х: Зато он искренне обожает герцога Лоэнграмма. Прошу понять меня правильно.
О: Да будь проклят день, когда кому-то пришло в голову перекрасить в черный цвет его драндулет, налепить эту штуковину в виде тигра и дать ему флот!
Х: Чем вам не угодил адмирал Биттенфельд? Тоже ведет себя подозрительно?
О: Нет, я же вам только что сказал: он явно что-то замышляет против меня. Это, знете ли, меня нервирует.
Х: Да уж, мы знаем, чем кончается дело для тех, кто ВАС нервирует. И не делайте вид, что вы пытаетесь избавиться от них всех только из интереса к общему делу.
О: На что вы намекаете? У меня такое чувство, что мне приходится расплачиваться за то, что нервирует моих фанатов. К несчастью, они не в меру деятельны и имеют странные фантазии.
И вообще, фройляйн, вы понимаете, что означает весь этот разговор? (смотрит "выразительно").
Х: (настороженно): Что вы имеете в виду?
О (холодно): Учитывая количество информации, которую я вам выдал за последние полчаса, сейчас я должен или жениться на вас, или убить вас.
Х (испуганно отступает): Да вы можете сами повеситься или застрелиться от позора - вспомните несчастного Ренненкампфа.
О: О нет, без меня галактика полетит к чертям собачьим и Лоэнграмм ни за что не справится с ситуацией, я же Марти-Стью.
Х: Ну и самомнение...
О: Это не я так думаю, так думают мои фанаты. Они считают, что без меня галактика провалится к чертям собачьим и мне приходится за это расплачиваться.
Х: Стоп! Я беременна от Лоэнграмма, вы не можете тронуть наследника династии!
О: Вы сошли с ума? Какой такой династии, на троне сидит Эрвин-Йозеф, а герцог все еще невинен как младенец. Или вы хотите сказать, что вы ммм... Эээ...
Х: подите прочь, извращенец!
О: Фройляйн, предупреждаю: не доводите дело до 89 серии!
Х (ехидно): Ревнуете меня к герцогу или герцога ко мне?
О: Не смешите меня, фройляйн.
Х: Вы настолько страшны, когда смеетесь? Впрочем, чего это я... Я ведь УЖЕ НЕ видела, как вы смеетесь.
О: Вижу, фройляйн, у вас чувство юмора совсем как у меня.
Х: Что вы имеете в виду?
О: у вас, как и у меня, нет чувства юмора. Это очень полезное качество - таким образом можно не разглядеть даже самый толстый троллинг и затоптать оппонента исключительно собственным занудством.
Х: Я поняла, почему вы ко мне пристали! Вы все это время занимаетесь со мной церебральным сексом и парите (я приличная девушка и не скажу, что именно вы делаете) мне мозги.
О: Ну, когда я в самом начале попытался заняться человеческим видом секса, вы сразу начали кричать "Ах, что вы себе позволяете!"
Х: Вы - чудовище!
О: Спасибо за комплимент, обычно меня за всесильного робота принимают. Быть чудовищем гораздо проще.
Х: Могу подать герцогу идею о том, чтобы переселить вас в кунсткамеру. Слушайте, что вам от меня надо? У вас есть дворецкий, есть собака, есть курятина - вот и приставайте к ним! Судя по некоторым слухам, вашу собаку может превзойти только кот Юлиана Минца, вам не стыдно? Натаскайте как следует собаку, чтоб он стал номером первым. А то будет как око за око и нам придется этого вашего номер второго, то бишь вашу собаку, ликвидировать.
О: Я даже иногда подумываю, что эта собака виновата в появлении хотя бы в трети моих фанатов. И черт меня дернул ее взять...
Х: Думаю, часть ваших фанатов здорово разочаровалась - они-то ожидали, что вы подберете себе гадюку.
О: ................
Х: Что же вы так замолчали?
О: Смеюсь.
Х: Опять? Что-то вы в последнее время постоянно смеетесь, не переутомились ли вы?
О: Именно по этой причине Танака решил отправить меня на больничные и устроил взрыв на феззанском приеме.
Х: Мда... а Сильверберга-то за что...
О: Под горячую руку попался. Нельзя же устроить взрыв и никого не убить. Вот когда был взрыв в исполнении Клопштока, сгорел портрет Рудольфа - вот это жертва, я понимаю.
Раздаются шаги и за углом показывается Мюллер.
О: О, все, закругляемя, идет официальный человек-радио нашего штаба. О моей собаке уже все знают, сейчас узнают и о моей ммм... вас, фройляйн.
Оберштайн поправляет папку и шагает навсртечу Мюллеру. Вспоминая фандомные мемы, он сосредотачивается и глаза у него начинают искрить, от чего Мюллер испуганно жмется к стене. За это время Хильда успевает скрыться за дверью и зарыться в бумаги. Голову она поднимает только когда исчезает тень адмирала Мюллера.

@темы: фанфики, джен, Legend of the Galactic Heroes

---

Фикатон 2012

[Миры Танаки]

Февраль. Достать чернил и вылить,
Подвинуть клаву на столе....
И писать! Писать фики по "Титании", ведь мы начинаем второй в истории маленького-но-гордого фикатон. Больше текстов, выше рейтинг, масштабнее замысел, остросюжетнее сюжет. Качество и количество, дадим стране угля, надстроим фанон на пятилетку вперед. Слэш, гет, фем и джен пускай сольются в экстазе - никаких ограничений, кроме темы, которая сама по себе достаточно широка, чтобы не считаться ограничением вовсе.
Итак, "Разум и чувство", да простит нас прах Джейн Остен, именно этот бессмертный конфликт мы предлагаем обыграть авторам. Выбор, который хоть раз в жизни встает перед каждым человеком - сделать как положено или как хочется, прислушаться к голосу разума или к тому, что шепчет сердце. Рискнуть ли тщательно выстроенным ради эфемерного, переступить границы или остаться в очерченном кругу навсегда - это и многое другое вам придется решить для героев.
Колебалась ли Эдна, подавая прошение о переводе, сомневалась ли Миранда, принимая предложение простого капитана, какой выбор сделали родители Лидии, позволив ей стать заложницей, насколько спонтанной или, наоборот, продуманной была отставка Ариабарта? И, конечно, мы умалчиваем о возможных и куда более пикантных развилках, оставляя простор для вашей фантазии.
Выбирайте персонажа, выбирайте любую канонную или выдуманную вами ситуацию и вперед. На фикатон принимаются тексты от 500 слов, арты, коллажи, клипы - все, что вашей душе угодно. Выкладывать работы можно с 17 по 31 марта с пометкой "на фикатон 2012" и под соответствующим тегом.

запись создана: 17.02.2012 в 00:11

@темы: фикатон 2012, Tytania