Живи, а то хуже будет
Пара: Эрман Титания и Аджиман Титания
Название: "Не от старости совсем"
Жанр: джен, намек на слэш
Рейтинг: PG
Предупреждение: намек на пейринг Аджиман/Идрис.
читать дальше"А род Титания вырождается", - думают одновременно Аджиман и Эрман, глядя друг на друга сквозь стеклянную перемычку. Хорошо вести тайные переговоры по видеомосту: связь можно разорвать, едва заслышав чужие шаги в коридоре, и, будто в зеркало, уставиться в погасший экран. Как поют историки и реставраторы: "Любовь - это только лицо на стене"; и в этих лицах, развешанных по стенам, беспощадно проступают знаки разложения и болезней. Молодые не верят, что состарятся и подурнеют к сорока годам, молодые думают, им-то повезет, их не покинут ни красота, ни удача. Чужой пример ничему не учит, только раздражает. Да и не доживут они до сорока, если все так и покатится дальше: кого-то казнят, кто-то погибнет в бою, кто-то умрет от рака в тридцать семь.
Старики останутся живы, такие старики, как Аджиман и Эрман - поджарые, прожженные, зубастые и желчные, с юными душами. Они уже достигли предела, но не спешат шагнуть вниз: пусть любители экстремальных развлечений попрыгают с Тарпейской скалы, а они полюбуются. Им не быть ни союзниками, ни противниками, они скорее сойдут за товарищей; ведь с кем-то надо поговорить откровенно. И Аджиман поправляет ворот больничной рубахи, точно проверяет микрофон: все ли запишется, как следует? Горько пожалеет тот, кто попытается использовать сказанное против него; это безнравственно, - скажут шпиону и погрозят пальцем, - а вы, лорд Идрис, дурно воспитаны, как вам не стыдно.
- Поправляетесь, лорд Аджиман?
- Кажется, да, граф Эрман.
- Выглядите вы не худо.
- Вы очень любезны.
Это не ложь, а вежливость, кто угодно на месте Эрмана сказал бы Аджиману то же самое - и Аджиман поблагодарил бы, улыбнувшись и наклонив голову. Выглядит он худо, и ранение здесь ни при чем, всему виною морщины, сухая белая кожа, складки у рта. Вполне возможно, что он болен какою-нибудь изысканной болезнью, а еще вернее - он ничем не болен, просто в жилах у него течет ленивая холодная кровь. И лучше увядать с достоинством, чем, подобно графу, сиять красным носом пропойцы, хитро мигать мнимо подслеповатыми глазами, потирать вечно замерзшие руки. Не только подданные увлекаются пышным умиранием, но и любовники с извращенными вкусами слетаются к костям, надеясь поживиться. Тем хуже для них, Аджиман всех переживет и вздохнет на похоронах: бедняжка, бедняжка, он был так молод, она была так молода!..
- Жаль, что я сейчас так далеко, я бы непременно вас навестил и засвидетельствовал свое почтение.
- Ничего, я переживу. Побеседовать мы можем и так, а цветы и апельсины мне принесут без вас.
- Вы же, кажется, не любите апельсины.
- Что поделаешь, - вздыхает Аджиман, - они полезны. Но надеюсь, вы вызвали меня не затем, чтоб поклясться мне в верности? Только попробуйте, и я выключу связь, мне нельзя волноваться.
- Ну конечно, нет, - даже обижается Эрман, - за кого вы меня принимаете? Я верен не вам, а клану Титания.
- Камень с души, а я уж думал...
- Сами знаете, личная верность - удел детей.
- К счастью, вы уже не ребенок. Даже не знаю, кто бы мог быть мне лично предан...
- Да кто угодно. Возьмем для примера лорда Идриса...
Эрман слишком много общался с профессорами, теперь он с пол-оборота впадает в академический тон. Возьмем лорда Идриса, как берут интеграл, сделаем допущение, проведем прямую из точки А в точку В. Аджиман с удовольствием слушает его, после литературных речей поневоле заскучаешь по математической четкости. Молодежь падка на театральные эффекты и риторические фигуры, а Аджиман переел прекрасного, его желудок сейчас просит легкой пищи. Чем суше монолог, тем проще усваивается; Эрман хорош на трибуне и на кафедре, ему бы лекции читать очкастым серьезным студентам. Он распинает Идриса, как лягушку на стекле: смотрите - вот гипертрофированные амбиции, вот воспаленная преданность, вот начатки паранойи, вот хроническое одиночество. Диагноз ясен? Опишите похожий случай и принесите конспекты на следующее занятие.
- Так что лорд Идрис заинтересован в своей власти, и ради собственной выгоды предаст клан - но не предаст вас, лорд Аджиман.
- И я так думаю, - соглашается Аджиман, - если б он хотел избавиться от меня, то давно бы задушил подушкой. Вы же видите, я сейчас не могу всерьез сопротивляться.
Он легонько разводит руками, открывая повязку в вырезе рубахи. Он преувеличивает свою слабость, свою зависимость от лекарств, бинтов и "полного покоя"; правило хищника - затаиться в норе, зализать рану, а потом нападать. Ему все верны, потому что он воплощает клан, а кто, собственно говоря, верен Идрису с нервным румянцем на щеках? Пара дюжин честолюбцев, полсотни запуганных подчиненных, глупый младший брат и умная любовница - вот и все его доблестное войско, плюс-минус тысяча солдат. Вольно ему петушиться и звать врагов на честный бой, вольно ему улещивать, очаровывать, заманивать и угрожать - авось кто-нибудь да соблазнится. Но в первом же сражении его разобьют вдребезги и предложат либо сдаться, либо выстрелить в висок, а там, глядишь, и помилуют. Ссылка и каторга - какая благодать, маленький Идрис еще не понимает, как сильно ему повезет - если, конечно, он доживет до каторги. Давайте обойдемся без крови, - без слов предлагает Аджиман, и Эрман кивает: давайте-давайте, будем гуманистами, в нашем возрасте это простительно.
- И тем не менее, он не смеет покушаться на вашу жизнь.
- Помилуйте, граф, да он оберегает меня от всех опасностей, истинных и мнимых. К сожалению, мы пока не можем договориться о том, кто именно угрожает мне больше всех.
- Надеюсь, это поправимо.
- Лорд Идрис всегда прислушивается к разумным доводам.
- Особенно из ваших уст, лорд Аджиман.
Эрмана не удивишь ни сплетнями, ни правдой похлеще сплетен; он, знаете ли, всего навидался. У каждого человека есть свой маленький гадкий секрет: у Идриса - привязанность к Аджиману, у кого-нибудь другого - коллекционирование ношеного женского белья, любовь к порке, влечение к ампутантам. Идрис еще довольно невинен и романтичен, ему по душе импозантная власть с благородною сединой. Так приятно целовать эти худые, но поразительно красивые руки. И будь Эрман Безземельным лордом - Идрис бы на него ни на что не клюнул, оплывший алый нос затмил бы для него сияние титула. Ничего, не очень-то и хотелось. Не зря Эрман признается самым близким друзьям и зеркалам, что с дурами и глупыми мальчишками даже спать не может, как бы милы они ни были.
- Не волнуйтесь, я думаю, мы в этот раз обойдемся без большой войны. Какие счеты между своими?
- Лорд Идрис, кажется, считает лордов Ариабарта и Жуслана заговорщиками.
- Простительное заблуждение, не принимайте его всерьез. Зато я уверен в их верности, это гораздо важнее.
- Значит, нам удастся преодолеть и этот кризис?
- Я молюсь об этом. Только не спрашивайте, кому.
- Когда все закончится, вы сохраните власть, не правда ли? Клан нуждается в сильном правителе.
- Видите ли, граф, я рассчитываю на благоразумие ваших подопечных, они достаточно умны, чтоб уберечь клан от развала. Когда все закончится, я с легким сердцем уйду в отставку.
- И чем же вы будете заниматься на досуге? - с любопытством спрашивает Эрман.
- Ну конечно, выращивать розы.
- Как Диоклетиан?
Аджиман улыбается и ничего не отвечает. Не стоит ловить Эрмана на намеренной ошибке: оба прекрасно знают, что Диоклетиан, да будет пухом ему земля, с которой он давно смешался, - предпочитал возиться с капустой. Ах, как старательно он ухаживал за ровными кочанами, как обирал слизняков с листьев, как поливал на закате аккуратные грядки и думал о Риме, где пыль, шум, гам, бестолковщина, и на рынке заламывают дикую цену за вялые кочерыжки... Аджиман слишком элегантен, чтоб обращаться в огородника, Аджиман поднимется ступенькой выше, но отберет у покойного Диоклетиана удачную реплику и скажет насмешливо, едва к нему придут просители и позовут обратно: "О, господа, если б вы видели, какая роза расцвела в моем саду, вы бы не стали отвлекать меня глупостями".
- А что же будет с лордом Идрисом?
- Рано или поздно мне понадобится помощник. Я не молодею.
Можно ли выдумать для Идриса наказание страшнее? Он бы, пожалуй, предпочел казнь или ссылку - заключению в розовом саду. Как со стеблей срезают шипы, так и ему подрежут крылья и когти, насильно привьют благонравие, миролюбие и кротость. Посмотрим, долго ли он протянет в таких чудесных условиях, посмотрим, не сложит ли он голову раньше, в грядущих со дня на день катастрофах. Аджиман играет им, как любимой куклой, Аджиман не желает ни ломать его, ни выбрасывать, и все-таки помнит, что Идрис - только кукла. Коппелия-Офелия, непременная жертва чужих расчетов: ножницы щелкают, перерезая нитки, и она падает наземь.
- Согласится ли он последовать за вами? Отставка станет для него позором.
- Боюсь, он будет не в том состоянии, чтоб выбирать. Вы так не думаете? Или вы не рассчитываете на победу наших с вами друзей?
- Что вы, лорд Аджиман, - улыбается Эрман, - если вы поддержите их, все будет в порядке. Ведь вам известна расстановка сил.
- Вот кстати, как хорошо, что вы напомнили. Передайте, пожалуйста, лорду Жуслану, что надо постараться обойтись без кровопролития. Нам ни к чему лишние жертвы, не так ли?
- Лишние ни к чему, а необходимые?
- Ну-ну, граф, вы ли это говорите? Вы же всегда выступали за мирные решения проблем.
Эрман только руками разводит: он первый пацифист в клане Титания, он всей душой за переговоры и разоружение. Если невтерпеж, повоевать можно с кем-нибудь другим, мало ли бунтовщиков на свете. Какие ссоры между своими, не за то боролись их отцы с их дедами. И от умников вроде лорда Идриса следует побыстрее избавляться, пока они не развязали гражданскую войну. Бюджет, знаете ли, не выдержит активных боевых действий, лопнет, как воздушный шарик. Эрман заранее все просчитал и рад поделиться своими выводами: тут один заговор, тут другой, тут лорды Жуслан и Ариабарт, тут обиженный на весь мир лорд Идрис, а вот тут еще развеселые мятежники, за которыми не угнаться. Что будем делать? Не лучше ли побыстрее прихлопнуть одного тщеславного юнца и заняться серьезными делами? Плакать о нем никто не станет, его даже родственники разлюбили; ему - пышные похороны, им - хорошую пенсию и пожизненную поддержку, сестер замуж, любовницу в замок на окраине, и все шито-крыто, пожалуйте жить дальше. А венки из роз пусть плетет с Аджиманом кто-нибудь другой, мало ли у него подруг.
- Лорд Аджиман, боюсь, что неразумно оставлять лорда Идриса в живых. Мне искренне жаль, он еще очень молод, но после поражения он озлобится и станет опасен.
- Ничего страшного, я посажу его на цепочку, и он присмиреет, - легкомысленно отвечает Аджиман. - Не хочется его убивать, он забавный мальчик.
Этот забавный мальчик, возможно, сейчас подслушивает их разговор и белеет от злости. Но Аджиман играет наверняка: если Идрис убьет его, то потеряет последнюю защиту и превратится в преступника, на него повесят и первое покушение, осудят единогласно и отправят на эшафот. Никаких апелляций и отсрочек, приговор приводится в исполнение в двадцать четыре часа. Лучше уж ему проглотить без звука все, что он слышит: промолчи, детка, за умного сойдешь. А Эрману и вовсе нечего бояться, до него Идрис ни за что не дотянется, руки коротки. Вот как они оба удобно устроились: поговорят пару минут, дорешают судьбы мира и пойдут пить чай с бутербродами. Ровно пять, время полдника, до войны еще далеко.
- А все-таки, зачем вы связались со мной, граф Эрман?
- Я хотел пожелать вам скорейшего выздоровления, только и всего.
- Когда мы встретимся в следующий раз, я буду уже здоров.
- Надеюсь на это.
Они встретятся на параде, на пиру, на выборах нового Безземельного лорда, они побеседуют о стипендиях, библиотеках и букетах, улыбаясь и кивая знакомым. Что с них взять, они пожилые интеллигенты в веселой толпе, в последний раз они выстоят светскую мессу, прежде чем уйти на покой. Род Титания выродится и падет, но они этого не увидят. Легко обвинить их в упрямстве, легко сказать, что они цепляются за стариковскую власть, вырывают и выбрасывают юные побеги. Но это будет ложь. Настоящий старик - Идрис, старше всех, древнее и упрямее, и горячая кровь не может его омолодить: он смотрит назад, он тоскует о вчерашнем дне. И если он умрет, то без посторонней помощи - просто его дряхлое сердце откажется биться на двадцать пятом году.
Всех-то мы с вами переживем, думает Эрман без сожаления, и в конце концов перейдем на "ты", и станем говорить друг другу: "А помнишь?". А помнишь, как мы хоронили мальчика Залиша? А помнишь, как мы отдали власть двум братьям? А помнишь, как они были дружны - больше, чем любовники или супруги? Удивительно, теперь и не увидишь такой любви. А помнишь, как мы сами были молоды? Мы ни капельки не изменились с тех пор. А помнишь бедного Идриса? Он был хорошенький, но такой глупый.
- Неужели вам его совсем не жаль? - спрашивает Эрман без задней мысли: ему любопытно, вот и все. - Признаться, я всегда думал, что он ваш любимый ученик, а вовсе не лорд Жуслан или лорд Ариабарт.
- Ах, граф, ведь я экзаменатор. Что мне делать, если мой любимый ученик плохо выучил уроки? Я же не стану лгать. Он мне нравится, я его очень люблю, я бы хотел поставить ему отличную оценку, но истина мне дороже.
Название: "Не от старости совсем"
Жанр: джен, намек на слэш
Рейтинг: PG
Предупреждение: намек на пейринг Аджиман/Идрис.
читать дальше"А род Титания вырождается", - думают одновременно Аджиман и Эрман, глядя друг на друга сквозь стеклянную перемычку. Хорошо вести тайные переговоры по видеомосту: связь можно разорвать, едва заслышав чужие шаги в коридоре, и, будто в зеркало, уставиться в погасший экран. Как поют историки и реставраторы: "Любовь - это только лицо на стене"; и в этих лицах, развешанных по стенам, беспощадно проступают знаки разложения и болезней. Молодые не верят, что состарятся и подурнеют к сорока годам, молодые думают, им-то повезет, их не покинут ни красота, ни удача. Чужой пример ничему не учит, только раздражает. Да и не доживут они до сорока, если все так и покатится дальше: кого-то казнят, кто-то погибнет в бою, кто-то умрет от рака в тридцать семь.
Старики останутся живы, такие старики, как Аджиман и Эрман - поджарые, прожженные, зубастые и желчные, с юными душами. Они уже достигли предела, но не спешат шагнуть вниз: пусть любители экстремальных развлечений попрыгают с Тарпейской скалы, а они полюбуются. Им не быть ни союзниками, ни противниками, они скорее сойдут за товарищей; ведь с кем-то надо поговорить откровенно. И Аджиман поправляет ворот больничной рубахи, точно проверяет микрофон: все ли запишется, как следует? Горько пожалеет тот, кто попытается использовать сказанное против него; это безнравственно, - скажут шпиону и погрозят пальцем, - а вы, лорд Идрис, дурно воспитаны, как вам не стыдно.
- Поправляетесь, лорд Аджиман?
- Кажется, да, граф Эрман.
- Выглядите вы не худо.
- Вы очень любезны.
Это не ложь, а вежливость, кто угодно на месте Эрмана сказал бы Аджиману то же самое - и Аджиман поблагодарил бы, улыбнувшись и наклонив голову. Выглядит он худо, и ранение здесь ни при чем, всему виною морщины, сухая белая кожа, складки у рта. Вполне возможно, что он болен какою-нибудь изысканной болезнью, а еще вернее - он ничем не болен, просто в жилах у него течет ленивая холодная кровь. И лучше увядать с достоинством, чем, подобно графу, сиять красным носом пропойцы, хитро мигать мнимо подслеповатыми глазами, потирать вечно замерзшие руки. Не только подданные увлекаются пышным умиранием, но и любовники с извращенными вкусами слетаются к костям, надеясь поживиться. Тем хуже для них, Аджиман всех переживет и вздохнет на похоронах: бедняжка, бедняжка, он был так молод, она была так молода!..
- Жаль, что я сейчас так далеко, я бы непременно вас навестил и засвидетельствовал свое почтение.
- Ничего, я переживу. Побеседовать мы можем и так, а цветы и апельсины мне принесут без вас.
- Вы же, кажется, не любите апельсины.
- Что поделаешь, - вздыхает Аджиман, - они полезны. Но надеюсь, вы вызвали меня не затем, чтоб поклясться мне в верности? Только попробуйте, и я выключу связь, мне нельзя волноваться.
- Ну конечно, нет, - даже обижается Эрман, - за кого вы меня принимаете? Я верен не вам, а клану Титания.
- Камень с души, а я уж думал...
- Сами знаете, личная верность - удел детей.
- К счастью, вы уже не ребенок. Даже не знаю, кто бы мог быть мне лично предан...
- Да кто угодно. Возьмем для примера лорда Идриса...
Эрман слишком много общался с профессорами, теперь он с пол-оборота впадает в академический тон. Возьмем лорда Идриса, как берут интеграл, сделаем допущение, проведем прямую из точки А в точку В. Аджиман с удовольствием слушает его, после литературных речей поневоле заскучаешь по математической четкости. Молодежь падка на театральные эффекты и риторические фигуры, а Аджиман переел прекрасного, его желудок сейчас просит легкой пищи. Чем суше монолог, тем проще усваивается; Эрман хорош на трибуне и на кафедре, ему бы лекции читать очкастым серьезным студентам. Он распинает Идриса, как лягушку на стекле: смотрите - вот гипертрофированные амбиции, вот воспаленная преданность, вот начатки паранойи, вот хроническое одиночество. Диагноз ясен? Опишите похожий случай и принесите конспекты на следующее занятие.
- Так что лорд Идрис заинтересован в своей власти, и ради собственной выгоды предаст клан - но не предаст вас, лорд Аджиман.
- И я так думаю, - соглашается Аджиман, - если б он хотел избавиться от меня, то давно бы задушил подушкой. Вы же видите, я сейчас не могу всерьез сопротивляться.
Он легонько разводит руками, открывая повязку в вырезе рубахи. Он преувеличивает свою слабость, свою зависимость от лекарств, бинтов и "полного покоя"; правило хищника - затаиться в норе, зализать рану, а потом нападать. Ему все верны, потому что он воплощает клан, а кто, собственно говоря, верен Идрису с нервным румянцем на щеках? Пара дюжин честолюбцев, полсотни запуганных подчиненных, глупый младший брат и умная любовница - вот и все его доблестное войско, плюс-минус тысяча солдат. Вольно ему петушиться и звать врагов на честный бой, вольно ему улещивать, очаровывать, заманивать и угрожать - авось кто-нибудь да соблазнится. Но в первом же сражении его разобьют вдребезги и предложат либо сдаться, либо выстрелить в висок, а там, глядишь, и помилуют. Ссылка и каторга - какая благодать, маленький Идрис еще не понимает, как сильно ему повезет - если, конечно, он доживет до каторги. Давайте обойдемся без крови, - без слов предлагает Аджиман, и Эрман кивает: давайте-давайте, будем гуманистами, в нашем возрасте это простительно.
- И тем не менее, он не смеет покушаться на вашу жизнь.
- Помилуйте, граф, да он оберегает меня от всех опасностей, истинных и мнимых. К сожалению, мы пока не можем договориться о том, кто именно угрожает мне больше всех.
- Надеюсь, это поправимо.
- Лорд Идрис всегда прислушивается к разумным доводам.
- Особенно из ваших уст, лорд Аджиман.
Эрмана не удивишь ни сплетнями, ни правдой похлеще сплетен; он, знаете ли, всего навидался. У каждого человека есть свой маленький гадкий секрет: у Идриса - привязанность к Аджиману, у кого-нибудь другого - коллекционирование ношеного женского белья, любовь к порке, влечение к ампутантам. Идрис еще довольно невинен и романтичен, ему по душе импозантная власть с благородною сединой. Так приятно целовать эти худые, но поразительно красивые руки. И будь Эрман Безземельным лордом - Идрис бы на него ни на что не клюнул, оплывший алый нос затмил бы для него сияние титула. Ничего, не очень-то и хотелось. Не зря Эрман признается самым близким друзьям и зеркалам, что с дурами и глупыми мальчишками даже спать не может, как бы милы они ни были.
- Не волнуйтесь, я думаю, мы в этот раз обойдемся без большой войны. Какие счеты между своими?
- Лорд Идрис, кажется, считает лордов Ариабарта и Жуслана заговорщиками.
- Простительное заблуждение, не принимайте его всерьез. Зато я уверен в их верности, это гораздо важнее.
- Значит, нам удастся преодолеть и этот кризис?
- Я молюсь об этом. Только не спрашивайте, кому.
- Когда все закончится, вы сохраните власть, не правда ли? Клан нуждается в сильном правителе.
- Видите ли, граф, я рассчитываю на благоразумие ваших подопечных, они достаточно умны, чтоб уберечь клан от развала. Когда все закончится, я с легким сердцем уйду в отставку.
- И чем же вы будете заниматься на досуге? - с любопытством спрашивает Эрман.
- Ну конечно, выращивать розы.
- Как Диоклетиан?
Аджиман улыбается и ничего не отвечает. Не стоит ловить Эрмана на намеренной ошибке: оба прекрасно знают, что Диоклетиан, да будет пухом ему земля, с которой он давно смешался, - предпочитал возиться с капустой. Ах, как старательно он ухаживал за ровными кочанами, как обирал слизняков с листьев, как поливал на закате аккуратные грядки и думал о Риме, где пыль, шум, гам, бестолковщина, и на рынке заламывают дикую цену за вялые кочерыжки... Аджиман слишком элегантен, чтоб обращаться в огородника, Аджиман поднимется ступенькой выше, но отберет у покойного Диоклетиана удачную реплику и скажет насмешливо, едва к нему придут просители и позовут обратно: "О, господа, если б вы видели, какая роза расцвела в моем саду, вы бы не стали отвлекать меня глупостями".
- А что же будет с лордом Идрисом?
- Рано или поздно мне понадобится помощник. Я не молодею.
Можно ли выдумать для Идриса наказание страшнее? Он бы, пожалуй, предпочел казнь или ссылку - заключению в розовом саду. Как со стеблей срезают шипы, так и ему подрежут крылья и когти, насильно привьют благонравие, миролюбие и кротость. Посмотрим, долго ли он протянет в таких чудесных условиях, посмотрим, не сложит ли он голову раньше, в грядущих со дня на день катастрофах. Аджиман играет им, как любимой куклой, Аджиман не желает ни ломать его, ни выбрасывать, и все-таки помнит, что Идрис - только кукла. Коппелия-Офелия, непременная жертва чужих расчетов: ножницы щелкают, перерезая нитки, и она падает наземь.
- Согласится ли он последовать за вами? Отставка станет для него позором.
- Боюсь, он будет не в том состоянии, чтоб выбирать. Вы так не думаете? Или вы не рассчитываете на победу наших с вами друзей?
- Что вы, лорд Аджиман, - улыбается Эрман, - если вы поддержите их, все будет в порядке. Ведь вам известна расстановка сил.
- Вот кстати, как хорошо, что вы напомнили. Передайте, пожалуйста, лорду Жуслану, что надо постараться обойтись без кровопролития. Нам ни к чему лишние жертвы, не так ли?
- Лишние ни к чему, а необходимые?
- Ну-ну, граф, вы ли это говорите? Вы же всегда выступали за мирные решения проблем.
Эрман только руками разводит: он первый пацифист в клане Титания, он всей душой за переговоры и разоружение. Если невтерпеж, повоевать можно с кем-нибудь другим, мало ли бунтовщиков на свете. Какие ссоры между своими, не за то боролись их отцы с их дедами. И от умников вроде лорда Идриса следует побыстрее избавляться, пока они не развязали гражданскую войну. Бюджет, знаете ли, не выдержит активных боевых действий, лопнет, как воздушный шарик. Эрман заранее все просчитал и рад поделиться своими выводами: тут один заговор, тут другой, тут лорды Жуслан и Ариабарт, тут обиженный на весь мир лорд Идрис, а вот тут еще развеселые мятежники, за которыми не угнаться. Что будем делать? Не лучше ли побыстрее прихлопнуть одного тщеславного юнца и заняться серьезными делами? Плакать о нем никто не станет, его даже родственники разлюбили; ему - пышные похороны, им - хорошую пенсию и пожизненную поддержку, сестер замуж, любовницу в замок на окраине, и все шито-крыто, пожалуйте жить дальше. А венки из роз пусть плетет с Аджиманом кто-нибудь другой, мало ли у него подруг.
- Лорд Аджиман, боюсь, что неразумно оставлять лорда Идриса в живых. Мне искренне жаль, он еще очень молод, но после поражения он озлобится и станет опасен.
- Ничего страшного, я посажу его на цепочку, и он присмиреет, - легкомысленно отвечает Аджиман. - Не хочется его убивать, он забавный мальчик.
Этот забавный мальчик, возможно, сейчас подслушивает их разговор и белеет от злости. Но Аджиман играет наверняка: если Идрис убьет его, то потеряет последнюю защиту и превратится в преступника, на него повесят и первое покушение, осудят единогласно и отправят на эшафот. Никаких апелляций и отсрочек, приговор приводится в исполнение в двадцать четыре часа. Лучше уж ему проглотить без звука все, что он слышит: промолчи, детка, за умного сойдешь. А Эрману и вовсе нечего бояться, до него Идрис ни за что не дотянется, руки коротки. Вот как они оба удобно устроились: поговорят пару минут, дорешают судьбы мира и пойдут пить чай с бутербродами. Ровно пять, время полдника, до войны еще далеко.
- А все-таки, зачем вы связались со мной, граф Эрман?
- Я хотел пожелать вам скорейшего выздоровления, только и всего.
- Когда мы встретимся в следующий раз, я буду уже здоров.
- Надеюсь на это.
Они встретятся на параде, на пиру, на выборах нового Безземельного лорда, они побеседуют о стипендиях, библиотеках и букетах, улыбаясь и кивая знакомым. Что с них взять, они пожилые интеллигенты в веселой толпе, в последний раз они выстоят светскую мессу, прежде чем уйти на покой. Род Титания выродится и падет, но они этого не увидят. Легко обвинить их в упрямстве, легко сказать, что они цепляются за стариковскую власть, вырывают и выбрасывают юные побеги. Но это будет ложь. Настоящий старик - Идрис, старше всех, древнее и упрямее, и горячая кровь не может его омолодить: он смотрит назад, он тоскует о вчерашнем дне. И если он умрет, то без посторонней помощи - просто его дряхлое сердце откажется биться на двадцать пятом году.
Всех-то мы с вами переживем, думает Эрман без сожаления, и в конце концов перейдем на "ты", и станем говорить друг другу: "А помнишь?". А помнишь, как мы хоронили мальчика Залиша? А помнишь, как мы отдали власть двум братьям? А помнишь, как они были дружны - больше, чем любовники или супруги? Удивительно, теперь и не увидишь такой любви. А помнишь, как мы сами были молоды? Мы ни капельки не изменились с тех пор. А помнишь бедного Идриса? Он был хорошенький, но такой глупый.
- Неужели вам его совсем не жаль? - спрашивает Эрман без задней мысли: ему любопытно, вот и все. - Признаться, я всегда думал, что он ваш любимый ученик, а вовсе не лорд Жуслан или лорд Ариабарт.
- Ах, граф, ведь я экзаменатор. Что мне делать, если мой любимый ученик плохо выучил уроки? Я же не стану лгать. Он мне нравится, я его очень люблю, я бы хотел поставить ему отличную оценку, но истина мне дороже.
Нет слов, одни счастливые смайлы.
А помнишь, как мы отдали власть двум братьям? А помнишь, как они были дружны - больше, чем любовники или супруги? Удивительно, теперь и не увидишь такой любви. Мое сердце переполнено и готово взорваться. Бдыщ!
А братики... а что, это ж почти совсем канон: альянс AJ вечен, крепок и нерушим, пока смерть не разлучит их.)))
Спасибо!
Спасибо за минуты искреннего фанатского счастья!
Восхищаюсь такими фанфиками, где множество информации из канона вплетено в рассказ не просто перечнем фактов, а ради обоснования новой идеи, на которую в каноне нет прямых указаний, но и ничего не противоречит. А здесь, с первых же строк - объяснение внешности героев, которые выглядят преждевременно состарившимися. О да... вырождение, холодная кровь. Теперь у меня есть объяснение особенностям арта, объяснение, которое мне подарил этот рассказ.
Мастерство художественного изображения делает честь таланту самих героев, которые могли бы себе позволить не выбирать выражения, но не отказывают себе в удовольствии плести сети слов, как и сети интриг. Аджиман, одно слово которого может отозваться взрывом в любой точке обитаемой галактики. Эрман, способный видеть суть вещей, не разбавленную субъективными эмоциями, и вовсе не только общение с профессорами научило его этому, возможно наоборот, холодный рассудок просто лучше подходит для общения именно в таких кругах - в среде ученых и политиков.
А молодым не то, чтобы ещё расти и расти до такого уровня, это либо есть либо нет, и Идрис, слишком зависимый от игры собственных чувств, никогда не поднимется на одну ступень с Аджиманом, даже если доживет до его лет, и даже это будет зависеть от воли Аджимана, который властен позволить или нет... Братики - в чем-то сильнее, но их сила это и их слабость, потому что друг ради друга они могут перевернуть вселенную, но могут и потерять всё. Аджиман от такой слабости застрахован. Но и силы такой ему не познать. Каждому своё.
Спасибо!!!
А Идрис... вот черт его знает, но у меня вправду складывается такое ощущение, будто он внутренне так обращен назад, в прошлое, к славным деяниям и свершениям лорда Нури и прочих, что невольно становится древнее тех, кто старше его. Этакий ходячий пережиток. Братики - те в будущее смотрят, а он будто все время оглядывается назад. Правда, не знаю, насколько эти мои измышления соответствуют канону.
Ну, и мне было очень интересно "разговаривать" Аджимана и Эрмана - получаются равные собеседники, и это приятно.)
Спасибо большое.
Он может быть и небольшой, зато очень насыщенный *_* На такой размер, бывает, приходятся вещи из воды вокруг одной удачной фразы или мысли. А здесь есть красота стиля, но нет лишних украшательств; столько разноплановой информации: и исторические факты из канона, и ёмкие описания характеров и отношений, и перспективы на будущее, настолько хорошо укладывающиеся в предпосылки из известных трех томов, что вполне могли бы оказаться частью тома четвертого.
Интрига и множество уровней - не только в рассказе от начала до конца, но даже в отдельных фразах, отточенных так, что каждая грань играет собственным светом:
Какие ссоры между своими, не за то боролись их отцы с их дедами.
И отцы, и деды боролись за судьбу клану. И отцы боролись с дедами внутри клана.... С любой стороны - правильно
Эх, дописал бы уже Танака четвертый том!.. Конечно, очень весело создавать варианты развития событий, но хочется и узнать, что же задумывал сам автор. А он все молчит, как партизан.
И отцы, и деды боролись за судьбу клану. И отцы боролись с дедами внутри клана.... С любой стороны - правильно
Ох, признаюсь честно: фразу про отцов с дедами я утянула из старого перестроечного КВНа.