Выменял совесть на инженерный калькулятор во втором классе начальной школы(С)
Название: Долг чести
Авторы: Чиора&Коршун
Жанр:ангст/романс стёбофарс
Рейтинг: PG-13
Таймлайн: между первым и вторым сезонами сериала.
Персонажи: рейхсадмиралы в количестве, в основном Оскар фон Ройенталь, а также Ян Вэньли и Вальтер фон Шёнкопф
Аннотация: азартные игры и их далекоидущие последствия. А во всём, как обычно, виноват Оберштайн
Комментарий: посвящается увиденному на японском фансайте фику с саммари "письма Ройенталя на Изерлон", а также любовным штампам.
Предупреждения: слэшные мотивы…в некотором роде.
читать дальше
Вечер в «Морском орле» протекал как всегда. Играли в карты, обменивались шуточками и последними сплетнями, Айзенах с Фаренхайтом сражались в шахматы, а Оскару фон Ройенталю было скучно. Он зевнул.
Отчаянно хотелось чего-нибудь новенького, например – он даже задорно ухмыльнулся пришедшей в голову мысли – например, пригласить в офицерский клуб Оберштайна. Всё же тоже офицер. Да. И посмотреть, что будет, когда он проиграет пару-тройку рейхсмарок – говорят он скуп, да и как не быть скупым, с таким-то лицом. Или – Ройенталю даже жарко стало от предвкушения – сыграть с ним… на желание. Какое, пока непонятно, но ведь придумать – не так уж и сложно.
Впрочем, мелькнула мысль, что «новичкам везёт», но Ройенталь грубо заткнул рот голосу здравого смысла и занялся продумыванием желания, которое сыграло бы с Оберштайном шутку максимально злую, но не нарушающую закон.
За самонадеянность он в конечном итоге и поплатился.
Поскольку от желания, спокойно озвученного выигравшим Оберштайном на следующий день, волосы встали дыбом не только у Ройенталя, но и у всех присутствовавших – а генштаб на анонсированное «развлечение» собрался практически в полном составе.
«А вы, генерал-адмирал, напишете письмо на Изерлон. Яну Вэньли, – гад ползучий ухмыльнулся одними губами и уточнил: – Любовное. И посмотрим, что он вам ответит».
И, не дожидаясь ответа – который, впрочем, оторопевшие адмиралы вряд ли могли бы дать – он поднялся и вышел за дверь.
Адмиралы молча проводили его взглядами, а потом как по команде синхронно повернулись к неподвижно сидящему Ройенталю. Тот смотрел в одну точку с выражением человека, не ожидавшего от мироздания столь подлой подставы.
– Ну и дела, – озадаченно произнёс Мюллер.
– Долг чести, – пожал плечами Фаренхайт.
-- Да я его… – сообщил Ройенталь до странности ровным голосом, – Вот этими руками. Пристрелю.
Из последовавших далее эпитетов в адрес Оберштайна более-менее приличным было разве что «собака чешуйчатая».
– Кажется, ты всё-таки влип, – пробормотал Миттермайер, когда ругательства исчерпались, – Но если хочешь, мы тебе поможем. В смысле… не пристрелить, а написать, - уточнил, заметив появившийся в глазах приятеля нехороший блеск.
Оскар мрачно пробурчал что-то насчёт того, где и в какой обуви он видел такую помощь, понимая вместе с тем, что писать придётся – а значит, отказываться от содействия будет неумно. К тому же, в противовес возмущению наглой выходкой Оберштайна, в нём проснулось странное желание довести дело до конца. И будь, в конце концов, что будет.
– Ну, представь, что это… гм, фройляйн. У них ведь женщины в армии служат? Служат. Так что… – неуверенно посоветовал Вален, наблюдавший за сменой выражений лица Ройенталя, сопровождавшей мыслительный процесс.
Меклингер тут же вызвался быстро набросать портрет этой прекрасной фройляйн – для нужной степени концентрации.
– А что – очень даже симпатичная, – заметил Фаренхайт, разглядывая набросок на обратной стороне карты вин – на салфетке Эрнст рисовать категорически отказался, – Очень интересные черты лица… Экзотические, я бы сказал.
Мрачный взгляд разноцветных глаз устремился на него. Фаренхайт благоразумно заткнулся.
– Ну ладно, Оскар, хватит, а то мы начнём подозревать, что ты никогда не писал любовных писем, – задумчиво протянул Меклингер, пока Ройенталь рассматривал переданный ему «портрет» с преувеличенной сосредоточенностью.
– Вообще-то, я обычно говорю всё, что нужно в каждом конкретном случае, вслух, – пробурчал тот.
– Вот и скажи спасибо, что он не захотел, чтобы ты сказал это вслух по дальсвязи, - заметил Миттермайер.
И работа закипела.
Ройенталь хмурился, но «ваши губы, подобные цветку» отверг, поморщившись.
– Какая пошлость, – сообщил он.
Предложивший «пошлость» Биттенфельд обиделся и демонстративно замолк.
После «пошлости» в ход пошли «блестящие волосы цвета воронова крыла, которые так хочется гладить и пропускать сквозь пальцы» и счастливо пришедшие в голову Фаренхайту – из древнего, докосмической эпохи романса – «очи чёрные, страстные», «мерцающее в которых пламя заставляет забыть о доводах разума».
– Щёки, нежные как персик, – продекламировал далее Фаренхайт, размахивая карандашом в такт своим словам, словно позаимствовал у Меклингера дирижёрскую палочку.
– Стойте, Адальберт, – оборвал его Ройенталь. – Во-первых, по голограмме не видно, во-вторых, у мужчин такого не бывает.
– А вы сравнивали? – спросил тот с притворным интересом. Ройенталь предпочёл пропустить вопрос мимо ушей.
- Давайте не отвлекаться, господа, - обвёл он адмиралов взглядом, припечатав злосчастный портрет ладонью. Господа изобразили попеременно искреннее сочувствие и столь же искреннюю заинтересованность, и продолжили мозговой штурм.
– По-моему, хватит, – заметил Мюллер, когда количество эпитетов превысило допустимые параметры, – а то с вражеским адмиралом приключится какой-нибудь инфаркт.
– Была бы неплохо, – мечтательно хмыкнул Вален, – Сколько проблем решилось бы…
На стол оперативно накидали исписанных несколькими разными почерками салфеток, на одной из которых оказались даже стихи Меклингера «На портрет неизвестной»*, предоставив Ройенталю выбирать из вариантов самостоятельно – а заодно отсеяв самое неподходящее, потому что «красивой округлой груди» у Яна Вэньли точно быть не могло.
Потом переключились на достоинства тринадцатого Союзного флота, которые дались адмиралам значительно легче, собрали черновики и торжественно передали их мрачному Ройенталю, вместе с письменным прибором и пачкой самой качественной бумаги, которая только нашлась в помещении офицерского клуба.
Биттенфельд изобразил по столу барабанную дробь.
-- А обращение не продумали, – вдруг вспомнил Лютц.
– Любимый? – ехидно предложил Фаренхайт.
– Дорогой друг? – задумчиво почесал подбородок Вален.
– Думай, что говоришь, между прочим, – фыркнул Лютц, – Дорогой враг?
– Милый? – предположил Вольф.
– Пусть тебя Эва так называет, – не выдержал Ройенталь, – Прекратите смех.
– Адмирал Ян?
– Слишком официально.
– Уважаемый противник?
– Вообще неизвестно что.
Адмиралов Рейха было не остановить. они перебрали все возможные способы именования и в результате остановились на вполне нейтральном.
– Дальше что? – устало спросил Ройенталь.
– Когда я впервые увидел вас… – напомнил ему Фаренхайт, – а когда это, кстати, было?
– В четвёртой при Тиамат. Такое не забудешь, – сообщил Меклингер, – и Лоэнграмм ещё попытался скомандовать «Огонь!»
-- Действительно, пытался? При том, что под брюхом «Брунгильды» пристроился этот… – спросил Ройенталь.
– Кстати, адмирал, не находите, что данный инцидент надо отразить? – взгляд был преувеличенно серьёзным и внимательным.
Но никуда не денешься – пришлось…отражать.
– А теперь надо написать о том, что вы сделаете с ним, когда он окажется в ваших руках, адмирал Ройенталь, – Биттенфельд отсалютовал жертве «долга чести» бокалом белого вина, которое открыли и разлили «чтобы легче думалось». На его лице читались титанические усилия, прикладываемые, чтобы не расхохотаться в голос или же не описать подробно – что. Ни то ни другое Оскару фон Ройенталю категорически не нравилось.
– Пора заканчивать этот фарс, – произнёс он со всей возможной сдержанностью, прикасаясь пером к листу шелковистой бумаги с гербом заведения. И стараясь не смотреть на лица остальных адмиралов.
__________________
* - Впоследствии никто из исследователей творчества адмирала-художника не смог идентифицировать женщину, которой они были адресованы.
***
У Яна Вэньли был принцип – просматривать почту сразу после того, как проснулся. Утреннее настроение трудно испортить ещё сильнее какой-нибудь гадостью, а ещё оно позволяет относиться к выдающим нелады с орфографией письмам юных созданий не как обычно, а как те и заслуживают.
На этот раз, благо, посланий было всего две штуки.
Некий журналист прислал «для ознакомления» копию статьи, вышедшей в последнем номере «Вестника Хайнессенполиса – как будто им ещё не надоело обсасывать биографию одного конкретного адмирала, словно леденцы. Правда, в отличие от леденцов, Яну от постоянного обращения к его биографии исчезнуть не грозит – единственное, что как-то радовало.
Листок с сопроводительным письмом незамедлительно полетел в утилизатор мусора, а флэшку он всё-таки положил в ящик стола – на всякий случай.
А вот следующее письмо в коробке оказалось… и тут адмирал не поверил своим глазам. Отправлено через Феззан, отправитель – Оскар фон Ройенталь.
Ян протёр глаза. Убедившись, что зрение не обманывает, он повертел письмо в руках и прочитал на пришпиленной к нему сопроводительной записке: «Следов опасных веществ или приспособлений не обнаружено». Адмирал пожал плечами и, распечатав послание, начал читать.
Начало письма ничего страшного не предвещало:
«Адмирал Ян Вэньли», – писал имперский стратег и тактик с легкомысленным прозвищем «Ромео-после-шести», и адмирал поневоле позавидовал аккуратному почерку. Его собственный, не поминая чью-то мать, могли прочитать только Юлиан – в силу привычки, и Фредерика – уж неизвестно, в силу чего…
«Когда-то я узнал Вас, как человека исключительного ума и исключительной храбрости и полюбил за них, ещё не зная, как вы выглядите. Странное обстоятельство – я поневоле завидовал тем, кто находился на флагмане Лоэнграмма, будто не корабли, а они и вы сами были так близко, ближе, чем возможно. Прошли годы – и Ваш флот вновь и вновь показывает в сражениях доблесть, на которую вдохновляют Ваших людей Ваш ум и сила Вашего духа».
Ян недоуменно прищурился на слово «полюбил»… может быть, списать на трудности перевода? Но дальше шли такие эпитеты, что понять их неправильно смог бы только ребёнок – да и тот, скорее всего, не ошибся бы.
«Когда же я увидел Ваше лицо на голограмме, то больше не смог сопротивляться вспыхнувшей страсти, и моим самым сокровенным и жгучим желанием стало увидеть Вас лично, с надеждой, что когда-нибудь мне удастся прикоснуться к Вам, удастся узнать – так ли на самом деле мягки и шелковисты Ваши волосы цвета воронова крыла, и не показался ли мне огонь тайной страсти, мерцающий в глубине ваших чёрных глаз»…
Попытавшись представить себе адмирала Ройенталя, занятого лирическим созерцанием его собственного портрета, Ян потряс головой и ущипнул себя за запястье. «Нет же, вроде бы ребята Багдаша проверили эту…корреспонденцию на наличие веществ» - подумал он, хотя вещества могли поучаствовать в создании этого опуса и косвенно. Например, вдохновив автора на написание.
«Ни одна женщина никогда не станет для меня тем, чем стали Вы и мечты о встрече с Вами. Женщины глупы и несовершенны, они хотят от меня всего, но не получают ничего, а Вы – единственный человек, который мог бы рассчитывать на то, чтобы быть любимым мной. Но реальность безжалостно напоминает о себе, и мне остаются только жаркие сны – разве что однажды, когда я возьму Изерлон, моим самым драгоценным трофеем окажетесь Вы»…
Адмирал отложил письмо и выудил из кучи беспорядочно мечущихся в голове мыслей три более или менее дельные:
«Это чья-то глупая шутка».
«Это психологическая диверсия».
«Надеюсь, ни Изерлон, ни я этому извращенцу* не достанутся».
«Но всё же никто не запретит мне мечтать о том, что однажды вы окажетесь в моих руках, и никогда – ни днём, ни ночью – не пожалеете об этом, потому что я дам вам всё, о чём вы только могли бы мечтать. Однажды я обниму Вас, загляну в Ваши бездонные глаза, которые заставляют меня терять разум, сорву поцелуй с Ваших несравненных губ и заставлю Вас закричать от наслаждения, когда наши тела сольются в порыве страсти».
Слишком живое воображение мгновенно подсунуло ему Ройенталя, готового осуществить развратные намерения незамедлительно, и адмирал задумался, не стошнит ли от послания, навевающего такие дикие конструкции, утилизатор. Впрочем, утилизатор – машина неживая, его не тошнит… в отличие от некоторых адмиралов, по ощущениям уже приобретших отчётливо-салатовый оттенок.
Ян решительно поднял со стола листок и перевернул его. К счастью, на обратной стороне не оказалось новых откровений, поскольку адмирал сомневался, что его хватило бы на ещё одну порцию.
«До радостной нашей встречи. О. v R.»
Надо же, такая пакость с утра пораньше, и надо бы уточнить – действительно ли его и пакостника разделяют тысячи световых лет, или идиотская шутка пришла в голову кому-то из его собственных подчинённых.
Багдаш, вызванный по комму, подтвердил, что письмо, судя по составу бумаги и чернил, действительно пришло из Рейха. «По-видимому, отправлено в обход официальных каналов, но это всё», – заметил он, по счастью, не проявляя нездорового любопытства к содержимому.
Представив, что было бы, если бы подобную белиберду прочитали в феззанском представительстве Союза, адмирал побледнел и покраснел, хотя даже не думал, что такое возможно проделать одновременно.
Он задумчиво посмотрел на листок письма - свёрнутый и безобидный. Надо было отдать должное имперскому адмиралу – нелады с орфографией и письма поклонниц (от двенадцати до семнадцати, а порой чуть за сорок) со всех концов Союза ни в какое сравнение с этим не шли.
Тем более, что те, в большинстве своём, добираться до него не собирались... Впрочем, в деле с... – Ян покосился на письмо – поклонником или шутником, – ему мог бы помочь более сведующий человек.
Вальтер фон Шёнкопф оказался в комнате отдыха, в просторечии именуемой «логовом розенриттеров». На просьбу зайти – «как будет минутка» – тот отреагировал незамедлительно, объвившись буквально через пару минут, когда Ян только едва успел привести лицо в порядок. Видимо, несмотря на старания Яна сделать тон просьбы как можно менее нервным, нечто скверное всё-таки можно было почуять.
– Генерал Шёнкопф, вы, кажется, хорошо разбираетесь в… любовных делах? Мне в руки попал… довольно странный документ, который… хм, – он к ужасу своему почувствовал, что вновь краснеет и решил, что всё же не сможет высказаться вслух, – и мне нужно, чтобы вы помогли мне понять, что с этой… штукой… делать дальше.
Шёнкопф пробежал письмо глазами и ошеломлённо посмотрел поверх злополучного листка на непосредственное начальство. Ян невольно сглотнул, приготовившись к худшему. Но Шёнкопф только усмехнулся, сворачивая листок.
– Не стоит принимать эту писанину всерьёз. Серьёзных последствий она точно не будет иметь. Вы ведь, конечно же, не намерены отвечать?
Ян пожал плечами, с которых только что свалился ненужный камень.
– Чтобы на это ответить, надо быть ещё большим психом, чем написавший. Да и вряд ли у меня получилось бы написать так, чтобы убедить его в том, что не следует предпринимать…поползновений, - он поёжился, ещё раз представив эти поползновения в красках и звуках. - Кратко и доходчиво.
Шёнкопф удовлетворённо хмыкнул.
- В этом действительно нет необходимости.
…И только решив, наконец, отправить послание в утилизатор, который не тошнит, Ян понял, что генерал… то ли спровадил его туда собственноручно и незаметно, то ли, забывшись, унёс с собой.
Но он не стал над этим долго размышлять, пожелав себе забыть это «любовное послание», как страшный сон.
_____________________________
* - Терпимость Яна, ограничившегося только вполне цензурным термином, относящимся скорее к намерениям на свой счёт, чем к чему либо иному, достойна уважения.
***
Оскару фон Ройенталю была не вовсе безразлична его репутация. Поэтому, когда последствия распития белого вина и более крепких напитков – прошли, а возможные последствия написанного и отправленного послания – слава Одину, что хватило ума не послать …это… по официальным каналам, на проверку в обоих представительствах – дошли до органов высшей нервной деятельности, Ройенталю стало ощутимо нехорошо. Тем более, что адмиралу от природы было свойственно богатство воображения.
Временами, когда в ожидании ответа становилось нехорошо совсем, он запирался в особняке и напивался в гордом одиночестве, мрачно размышляя о собственном моральном падении. Но в этот раз его отвлёк от неблагодарного занятия Миттермайер.
Появившись в доме, он оглядел приятеля, опрокидывающего очередной стакан, сочувственным взглядом и заявил:
– Во-первых, я бы на его месте отправил то, что мы понаписали, в мусоросжигатель и забыл. Во-вторых, если бы это кропание перехватили по дороге – то последствия бы уже были. В-третьих, прошёл месяц, а ответа ты не получил – так, думаю, и не получишь. Так что…
И Двойная Звезда отправилась прямиком в «Морской Орёл», где и возникла идея напиться уже в честь того, что ответ вряд ли будет получен. Распитию крепких напитков господа адмиралы были готовы предаться в любое время – был бы достойный повод. А этот как раз и был сочтён таковым.
– Что отмечаем? – спросил опоздавший Меклингер.
– Ройенталю не пришёл ответ от адмирала Яна, – сообщил ему Вален.
– Вынужден вас огорчить, – нерешительно сказал адмирал-художник, – дело в том, что мой поставщик сказал, что, не зная, где найти адмирала Ройенталя, лучше передаст мне письмо, которое его попросил доставить на Один один знакомый…
Ройенталь грозно поднялся из-за стола, но равновесия не удержал и был подхвачен более трезвым Миттермайером. После чего, посмотрев в упор на Меклингера, почему-то спросил:
– Поставщик чего?
– Это совсем неважно,* – махнул тот рукой, потом вытащил из-за пазухи письмо и передал Ройенталю. Он вцепился в документ, чувствуя, как по спине заранее стекает холодный пот, но всё же мужественно вскрыл его.
– Читайте вслух, – потребовал Биттенфельд, широко усмехаясь. Но Ройенталь его проигнорировал и быстро пробежал послание глазами, недоуменно покосившись на оттиск печатки с эмблемой розенриттеров.
«Адмирал Оскар фон Ройенталь!
Ознакомившись с вашим посланием, должен уведомить вас, что за подобные желания по отношению к моему командиру, при личной встрече – если она случится – отрежу вам по кусочкам всё, чем вы думали при написании письма – и это будет не голова – а глаза повыковыриваю на украшения. Но к адмиралу Яну вы не приблизитесь и на расстояние бластерного выстрела.
С уважением Вальтер фон Шёнкопф, корпус розенриттеров, бригадный генерал»
Ройенталь смял письмо в кулаке.
– Это нельзя зачитывать, – пробормотал он, чувствуя, что алкоголя в организме всё-таки недостаточно для полного безразличия к подобному, и от бросившейся в лицо крови он краснеет так безудержно, как вряд ли когда-нибудь удавалось всем тёмным шатенам вместе взятым.
– Нет уж, давайте сюда, – произнёсли, кажется, сразу несколько доблестных рейхсадмиралов.
– Иначе мы подумаем, что адмирал Ян ответил вам взаимностью, – нехорошо усмехнувшись, подхватил Адальберт.
Даже Миттермайер, сидевший рядом, с любопытством смотрел на проклятую корреспонденцию.
Упорно вглядваясь в столешницу, которая не могла ничего сказать или показать, Ройенталь бросил письмо в сторону – как бы предлагая ловить, если так интересно.
Над «трофеем» адмиралы столкнулись головами, а затем, как по команде, посмотрели друг на друга. Выражения лиц у них были до крайности ошарашенными.
– Ну и дела, – сказал, наконец, Мюллер – совсем как в начале всей истории.
– Можно подумать, что этот… Шёнкопф ревнует, – ехидно заметил Фаренхайт.
«Будем надеяться, меня никогда не отправят брать Изерлон», – обречённо подумал Оскар фон Ройенталь, наливая себе в некстати опустевший стакан ещё виски.
___________________
* - вопреки могущим возникнуть подозрениям, Меклингеру просто присылают ноты новых произведений союзовских композиторов.
Авторы: Чиора&Коршун
Жанр:
Рейтинг: PG-13
Таймлайн: между первым и вторым сезонами сериала.
Персонажи: рейхсадмиралы в количестве, в основном Оскар фон Ройенталь, а также Ян Вэньли и Вальтер фон Шёнкопф
Аннотация: азартные игры и их далекоидущие последствия. А во всём, как обычно, виноват Оберштайн
Комментарий: посвящается увиденному на японском фансайте фику с саммари "письма Ройенталя на Изерлон", а также любовным штампам.
Предупреждения: слэшные мотивы…в некотором роде.
читать дальше
Вечер в «Морском орле» протекал как всегда. Играли в карты, обменивались шуточками и последними сплетнями, Айзенах с Фаренхайтом сражались в шахматы, а Оскару фон Ройенталю было скучно. Он зевнул.
Отчаянно хотелось чего-нибудь новенького, например – он даже задорно ухмыльнулся пришедшей в голову мысли – например, пригласить в офицерский клуб Оберштайна. Всё же тоже офицер. Да. И посмотреть, что будет, когда он проиграет пару-тройку рейхсмарок – говорят он скуп, да и как не быть скупым, с таким-то лицом. Или – Ройенталю даже жарко стало от предвкушения – сыграть с ним… на желание. Какое, пока непонятно, но ведь придумать – не так уж и сложно.
Впрочем, мелькнула мысль, что «новичкам везёт», но Ройенталь грубо заткнул рот голосу здравого смысла и занялся продумыванием желания, которое сыграло бы с Оберштайном шутку максимально злую, но не нарушающую закон.
За самонадеянность он в конечном итоге и поплатился.
Поскольку от желания, спокойно озвученного выигравшим Оберштайном на следующий день, волосы встали дыбом не только у Ройенталя, но и у всех присутствовавших – а генштаб на анонсированное «развлечение» собрался практически в полном составе.
«А вы, генерал-адмирал, напишете письмо на Изерлон. Яну Вэньли, – гад ползучий ухмыльнулся одними губами и уточнил: – Любовное. И посмотрим, что он вам ответит».
И, не дожидаясь ответа – который, впрочем, оторопевшие адмиралы вряд ли могли бы дать – он поднялся и вышел за дверь.
Адмиралы молча проводили его взглядами, а потом как по команде синхронно повернулись к неподвижно сидящему Ройенталю. Тот смотрел в одну точку с выражением человека, не ожидавшего от мироздания столь подлой подставы.
– Ну и дела, – озадаченно произнёс Мюллер.
– Долг чести, – пожал плечами Фаренхайт.
-- Да я его… – сообщил Ройенталь до странности ровным голосом, – Вот этими руками. Пристрелю.
Из последовавших далее эпитетов в адрес Оберштайна более-менее приличным было разве что «собака чешуйчатая».
– Кажется, ты всё-таки влип, – пробормотал Миттермайер, когда ругательства исчерпались, – Но если хочешь, мы тебе поможем. В смысле… не пристрелить, а написать, - уточнил, заметив появившийся в глазах приятеля нехороший блеск.
Оскар мрачно пробурчал что-то насчёт того, где и в какой обуви он видел такую помощь, понимая вместе с тем, что писать придётся – а значит, отказываться от содействия будет неумно. К тому же, в противовес возмущению наглой выходкой Оберштайна, в нём проснулось странное желание довести дело до конца. И будь, в конце концов, что будет.
– Ну, представь, что это… гм, фройляйн. У них ведь женщины в армии служат? Служат. Так что… – неуверенно посоветовал Вален, наблюдавший за сменой выражений лица Ройенталя, сопровождавшей мыслительный процесс.
Меклингер тут же вызвался быстро набросать портрет этой прекрасной фройляйн – для нужной степени концентрации.
– А что – очень даже симпатичная, – заметил Фаренхайт, разглядывая набросок на обратной стороне карты вин – на салфетке Эрнст рисовать категорически отказался, – Очень интересные черты лица… Экзотические, я бы сказал.
Мрачный взгляд разноцветных глаз устремился на него. Фаренхайт благоразумно заткнулся.
– Ну ладно, Оскар, хватит, а то мы начнём подозревать, что ты никогда не писал любовных писем, – задумчиво протянул Меклингер, пока Ройенталь рассматривал переданный ему «портрет» с преувеличенной сосредоточенностью.
– Вообще-то, я обычно говорю всё, что нужно в каждом конкретном случае, вслух, – пробурчал тот.
– Вот и скажи спасибо, что он не захотел, чтобы ты сказал это вслух по дальсвязи, - заметил Миттермайер.
И работа закипела.
Ройенталь хмурился, но «ваши губы, подобные цветку» отверг, поморщившись.
– Какая пошлость, – сообщил он.
Предложивший «пошлость» Биттенфельд обиделся и демонстративно замолк.
После «пошлости» в ход пошли «блестящие волосы цвета воронова крыла, которые так хочется гладить и пропускать сквозь пальцы» и счастливо пришедшие в голову Фаренхайту – из древнего, докосмической эпохи романса – «очи чёрные, страстные», «мерцающее в которых пламя заставляет забыть о доводах разума».
– Щёки, нежные как персик, – продекламировал далее Фаренхайт, размахивая карандашом в такт своим словам, словно позаимствовал у Меклингера дирижёрскую палочку.
– Стойте, Адальберт, – оборвал его Ройенталь. – Во-первых, по голограмме не видно, во-вторых, у мужчин такого не бывает.
– А вы сравнивали? – спросил тот с притворным интересом. Ройенталь предпочёл пропустить вопрос мимо ушей.
- Давайте не отвлекаться, господа, - обвёл он адмиралов взглядом, припечатав злосчастный портрет ладонью. Господа изобразили попеременно искреннее сочувствие и столь же искреннюю заинтересованность, и продолжили мозговой штурм.
– По-моему, хватит, – заметил Мюллер, когда количество эпитетов превысило допустимые параметры, – а то с вражеским адмиралом приключится какой-нибудь инфаркт.
– Была бы неплохо, – мечтательно хмыкнул Вален, – Сколько проблем решилось бы…
На стол оперативно накидали исписанных несколькими разными почерками салфеток, на одной из которых оказались даже стихи Меклингера «На портрет неизвестной»*, предоставив Ройенталю выбирать из вариантов самостоятельно – а заодно отсеяв самое неподходящее, потому что «красивой округлой груди» у Яна Вэньли точно быть не могло.
Потом переключились на достоинства тринадцатого Союзного флота, которые дались адмиралам значительно легче, собрали черновики и торжественно передали их мрачному Ройенталю, вместе с письменным прибором и пачкой самой качественной бумаги, которая только нашлась в помещении офицерского клуба.
Биттенфельд изобразил по столу барабанную дробь.
-- А обращение не продумали, – вдруг вспомнил Лютц.
– Любимый? – ехидно предложил Фаренхайт.
– Дорогой друг? – задумчиво почесал подбородок Вален.
– Думай, что говоришь, между прочим, – фыркнул Лютц, – Дорогой враг?
– Милый? – предположил Вольф.
– Пусть тебя Эва так называет, – не выдержал Ройенталь, – Прекратите смех.
– Адмирал Ян?
– Слишком официально.
– Уважаемый противник?
– Вообще неизвестно что.
Адмиралов Рейха было не остановить. они перебрали все возможные способы именования и в результате остановились на вполне нейтральном.
– Дальше что? – устало спросил Ройенталь.
– Когда я впервые увидел вас… – напомнил ему Фаренхайт, – а когда это, кстати, было?
– В четвёртой при Тиамат. Такое не забудешь, – сообщил Меклингер, – и Лоэнграмм ещё попытался скомандовать «Огонь!»
-- Действительно, пытался? При том, что под брюхом «Брунгильды» пристроился этот… – спросил Ройенталь.
– Кстати, адмирал, не находите, что данный инцидент надо отразить? – взгляд был преувеличенно серьёзным и внимательным.
Но никуда не денешься – пришлось…отражать.
– А теперь надо написать о том, что вы сделаете с ним, когда он окажется в ваших руках, адмирал Ройенталь, – Биттенфельд отсалютовал жертве «долга чести» бокалом белого вина, которое открыли и разлили «чтобы легче думалось». На его лице читались титанические усилия, прикладываемые, чтобы не расхохотаться в голос или же не описать подробно – что. Ни то ни другое Оскару фон Ройенталю категорически не нравилось.
– Пора заканчивать этот фарс, – произнёс он со всей возможной сдержанностью, прикасаясь пером к листу шелковистой бумаги с гербом заведения. И стараясь не смотреть на лица остальных адмиралов.
__________________
* - Впоследствии никто из исследователей творчества адмирала-художника не смог идентифицировать женщину, которой они были адресованы.
***
У Яна Вэньли был принцип – просматривать почту сразу после того, как проснулся. Утреннее настроение трудно испортить ещё сильнее какой-нибудь гадостью, а ещё оно позволяет относиться к выдающим нелады с орфографией письмам юных созданий не как обычно, а как те и заслуживают.
На этот раз, благо, посланий было всего две штуки.
Некий журналист прислал «для ознакомления» копию статьи, вышедшей в последнем номере «Вестника Хайнессенполиса – как будто им ещё не надоело обсасывать биографию одного конкретного адмирала, словно леденцы. Правда, в отличие от леденцов, Яну от постоянного обращения к его биографии исчезнуть не грозит – единственное, что как-то радовало.
Листок с сопроводительным письмом незамедлительно полетел в утилизатор мусора, а флэшку он всё-таки положил в ящик стола – на всякий случай.
А вот следующее письмо в коробке оказалось… и тут адмирал не поверил своим глазам. Отправлено через Феззан, отправитель – Оскар фон Ройенталь.
Ян протёр глаза. Убедившись, что зрение не обманывает, он повертел письмо в руках и прочитал на пришпиленной к нему сопроводительной записке: «Следов опасных веществ или приспособлений не обнаружено». Адмирал пожал плечами и, распечатав послание, начал читать.
Начало письма ничего страшного не предвещало:
«Адмирал Ян Вэньли», – писал имперский стратег и тактик с легкомысленным прозвищем «Ромео-после-шести», и адмирал поневоле позавидовал аккуратному почерку. Его собственный, не поминая чью-то мать, могли прочитать только Юлиан – в силу привычки, и Фредерика – уж неизвестно, в силу чего…
«Когда-то я узнал Вас, как человека исключительного ума и исключительной храбрости и полюбил за них, ещё не зная, как вы выглядите. Странное обстоятельство – я поневоле завидовал тем, кто находился на флагмане Лоэнграмма, будто не корабли, а они и вы сами были так близко, ближе, чем возможно. Прошли годы – и Ваш флот вновь и вновь показывает в сражениях доблесть, на которую вдохновляют Ваших людей Ваш ум и сила Вашего духа».
Ян недоуменно прищурился на слово «полюбил»… может быть, списать на трудности перевода? Но дальше шли такие эпитеты, что понять их неправильно смог бы только ребёнок – да и тот, скорее всего, не ошибся бы.
«Когда же я увидел Ваше лицо на голограмме, то больше не смог сопротивляться вспыхнувшей страсти, и моим самым сокровенным и жгучим желанием стало увидеть Вас лично, с надеждой, что когда-нибудь мне удастся прикоснуться к Вам, удастся узнать – так ли на самом деле мягки и шелковисты Ваши волосы цвета воронова крыла, и не показался ли мне огонь тайной страсти, мерцающий в глубине ваших чёрных глаз»…
Попытавшись представить себе адмирала Ройенталя, занятого лирическим созерцанием его собственного портрета, Ян потряс головой и ущипнул себя за запястье. «Нет же, вроде бы ребята Багдаша проверили эту…корреспонденцию на наличие веществ» - подумал он, хотя вещества могли поучаствовать в создании этого опуса и косвенно. Например, вдохновив автора на написание.
«Ни одна женщина никогда не станет для меня тем, чем стали Вы и мечты о встрече с Вами. Женщины глупы и несовершенны, они хотят от меня всего, но не получают ничего, а Вы – единственный человек, который мог бы рассчитывать на то, чтобы быть любимым мной. Но реальность безжалостно напоминает о себе, и мне остаются только жаркие сны – разве что однажды, когда я возьму Изерлон, моим самым драгоценным трофеем окажетесь Вы»…
Адмирал отложил письмо и выудил из кучи беспорядочно мечущихся в голове мыслей три более или менее дельные:
«Это чья-то глупая шутка».
«Это психологическая диверсия».
«Надеюсь, ни Изерлон, ни я этому извращенцу* не достанутся».
«Но всё же никто не запретит мне мечтать о том, что однажды вы окажетесь в моих руках, и никогда – ни днём, ни ночью – не пожалеете об этом, потому что я дам вам всё, о чём вы только могли бы мечтать. Однажды я обниму Вас, загляну в Ваши бездонные глаза, которые заставляют меня терять разум, сорву поцелуй с Ваших несравненных губ и заставлю Вас закричать от наслаждения, когда наши тела сольются в порыве страсти».
Слишком живое воображение мгновенно подсунуло ему Ройенталя, готового осуществить развратные намерения незамедлительно, и адмирал задумался, не стошнит ли от послания, навевающего такие дикие конструкции, утилизатор. Впрочем, утилизатор – машина неживая, его не тошнит… в отличие от некоторых адмиралов, по ощущениям уже приобретших отчётливо-салатовый оттенок.
Ян решительно поднял со стола листок и перевернул его. К счастью, на обратной стороне не оказалось новых откровений, поскольку адмирал сомневался, что его хватило бы на ещё одну порцию.
«До радостной нашей встречи. О. v R.»
Надо же, такая пакость с утра пораньше, и надо бы уточнить – действительно ли его и пакостника разделяют тысячи световых лет, или идиотская шутка пришла в голову кому-то из его собственных подчинённых.
Багдаш, вызванный по комму, подтвердил, что письмо, судя по составу бумаги и чернил, действительно пришло из Рейха. «По-видимому, отправлено в обход официальных каналов, но это всё», – заметил он, по счастью, не проявляя нездорового любопытства к содержимому.
Представив, что было бы, если бы подобную белиберду прочитали в феззанском представительстве Союза, адмирал побледнел и покраснел, хотя даже не думал, что такое возможно проделать одновременно.
Он задумчиво посмотрел на листок письма - свёрнутый и безобидный. Надо было отдать должное имперскому адмиралу – нелады с орфографией и письма поклонниц (от двенадцати до семнадцати, а порой чуть за сорок) со всех концов Союза ни в какое сравнение с этим не шли.
Тем более, что те, в большинстве своём, добираться до него не собирались... Впрочем, в деле с... – Ян покосился на письмо – поклонником или шутником, – ему мог бы помочь более сведующий человек.
Вальтер фон Шёнкопф оказался в комнате отдыха, в просторечии именуемой «логовом розенриттеров». На просьбу зайти – «как будет минутка» – тот отреагировал незамедлительно, объвившись буквально через пару минут, когда Ян только едва успел привести лицо в порядок. Видимо, несмотря на старания Яна сделать тон просьбы как можно менее нервным, нечто скверное всё-таки можно было почуять.
– Генерал Шёнкопф, вы, кажется, хорошо разбираетесь в… любовных делах? Мне в руки попал… довольно странный документ, который… хм, – он к ужасу своему почувствовал, что вновь краснеет и решил, что всё же не сможет высказаться вслух, – и мне нужно, чтобы вы помогли мне понять, что с этой… штукой… делать дальше.
Шёнкопф пробежал письмо глазами и ошеломлённо посмотрел поверх злополучного листка на непосредственное начальство. Ян невольно сглотнул, приготовившись к худшему. Но Шёнкопф только усмехнулся, сворачивая листок.
– Не стоит принимать эту писанину всерьёз. Серьёзных последствий она точно не будет иметь. Вы ведь, конечно же, не намерены отвечать?
Ян пожал плечами, с которых только что свалился ненужный камень.
– Чтобы на это ответить, надо быть ещё большим психом, чем написавший. Да и вряд ли у меня получилось бы написать так, чтобы убедить его в том, что не следует предпринимать…поползновений, - он поёжился, ещё раз представив эти поползновения в красках и звуках. - Кратко и доходчиво.
Шёнкопф удовлетворённо хмыкнул.
- В этом действительно нет необходимости.
…И только решив, наконец, отправить послание в утилизатор, который не тошнит, Ян понял, что генерал… то ли спровадил его туда собственноручно и незаметно, то ли, забывшись, унёс с собой.
Но он не стал над этим долго размышлять, пожелав себе забыть это «любовное послание», как страшный сон.
_____________________________
* - Терпимость Яна, ограничившегося только вполне цензурным термином, относящимся скорее к намерениям на свой счёт, чем к чему либо иному, достойна уважения.
***
Оскару фон Ройенталю была не вовсе безразлична его репутация. Поэтому, когда последствия распития белого вина и более крепких напитков – прошли, а возможные последствия написанного и отправленного послания – слава Одину, что хватило ума не послать …это… по официальным каналам, на проверку в обоих представительствах – дошли до органов высшей нервной деятельности, Ройенталю стало ощутимо нехорошо. Тем более, что адмиралу от природы было свойственно богатство воображения.
Временами, когда в ожидании ответа становилось нехорошо совсем, он запирался в особняке и напивался в гордом одиночестве, мрачно размышляя о собственном моральном падении. Но в этот раз его отвлёк от неблагодарного занятия Миттермайер.
Появившись в доме, он оглядел приятеля, опрокидывающего очередной стакан, сочувственным взглядом и заявил:
– Во-первых, я бы на его месте отправил то, что мы понаписали, в мусоросжигатель и забыл. Во-вторых, если бы это кропание перехватили по дороге – то последствия бы уже были. В-третьих, прошёл месяц, а ответа ты не получил – так, думаю, и не получишь. Так что…
И Двойная Звезда отправилась прямиком в «Морской Орёл», где и возникла идея напиться уже в честь того, что ответ вряд ли будет получен. Распитию крепких напитков господа адмиралы были готовы предаться в любое время – был бы достойный повод. А этот как раз и был сочтён таковым.
– Что отмечаем? – спросил опоздавший Меклингер.
– Ройенталю не пришёл ответ от адмирала Яна, – сообщил ему Вален.
– Вынужден вас огорчить, – нерешительно сказал адмирал-художник, – дело в том, что мой поставщик сказал, что, не зная, где найти адмирала Ройенталя, лучше передаст мне письмо, которое его попросил доставить на Один один знакомый…
Ройенталь грозно поднялся из-за стола, но равновесия не удержал и был подхвачен более трезвым Миттермайером. После чего, посмотрев в упор на Меклингера, почему-то спросил:
– Поставщик чего?
– Это совсем неважно,* – махнул тот рукой, потом вытащил из-за пазухи письмо и передал Ройенталю. Он вцепился в документ, чувствуя, как по спине заранее стекает холодный пот, но всё же мужественно вскрыл его.
– Читайте вслух, – потребовал Биттенфельд, широко усмехаясь. Но Ройенталь его проигнорировал и быстро пробежал послание глазами, недоуменно покосившись на оттиск печатки с эмблемой розенриттеров.
«Адмирал Оскар фон Ройенталь!
Ознакомившись с вашим посланием, должен уведомить вас, что за подобные желания по отношению к моему командиру, при личной встрече – если она случится – отрежу вам по кусочкам всё, чем вы думали при написании письма – и это будет не голова – а глаза повыковыриваю на украшения. Но к адмиралу Яну вы не приблизитесь и на расстояние бластерного выстрела.
С уважением Вальтер фон Шёнкопф, корпус розенриттеров, бригадный генерал»
Ройенталь смял письмо в кулаке.
– Это нельзя зачитывать, – пробормотал он, чувствуя, что алкоголя в организме всё-таки недостаточно для полного безразличия к подобному, и от бросившейся в лицо крови он краснеет так безудержно, как вряд ли когда-нибудь удавалось всем тёмным шатенам вместе взятым.
– Нет уж, давайте сюда, – произнёсли, кажется, сразу несколько доблестных рейхсадмиралов.
– Иначе мы подумаем, что адмирал Ян ответил вам взаимностью, – нехорошо усмехнувшись, подхватил Адальберт.
Даже Миттермайер, сидевший рядом, с любопытством смотрел на проклятую корреспонденцию.
Упорно вглядваясь в столешницу, которая не могла ничего сказать или показать, Ройенталь бросил письмо в сторону – как бы предлагая ловить, если так интересно.
Над «трофеем» адмиралы столкнулись головами, а затем, как по команде, посмотрели друг на друга. Выражения лиц у них были до крайности ошарашенными.
– Ну и дела, – сказал, наконец, Мюллер – совсем как в начале всей истории.
– Можно подумать, что этот… Шёнкопф ревнует, – ехидно заметил Фаренхайт.
«Будем надеяться, меня никогда не отправят брать Изерлон», – обречённо подумал Оскар фон Ройенталь, наливая себе в некстати опустевший стакан ещё виски.
___________________
* - вопреки могущим возникнуть подозрениям, Меклингеру просто присылают ноты новых произведений союзовских композиторов.
@темы: фанфики, джен, Legend of the Galactic Heroes
голубымМорским Орлом)))Но Шенкопф тоже крут - угу, так и надо)) Как может позволить нормальный мужик такие поползновения в адрес своего командира? Имхо, он совершенно правильно отреагировал)) И это его долг - за-щи-щать!
Кстати, тут очень своеобразный Фаренхайт)) Он и в каноне совершенно не раскрытый персонаж... как бы узнать о нём побольше...
Такой уж у нас генштаб.;J Няшные одмиралы, одно слово.))
D~arthie
Приятно, что нравится
А Ройенталь... что Ройенталь. У него долг чести, да и господа адмиралы не уйдут из клуба без развлечения. Дружба дружбой, а лулзы - это лулзы.
на бумаге с голубым Морским Орлом)))
Кстати, тут очень своеобразный Фаренхайт)) Он и в каноне совершенно не раскрытый персонаж... как бы узнать о нём побольше...
Фаренхайт как-то сам получился. Его не спрашивали, а он влез со своими повадками тонкого тролля.;J В мои представления о характере, создавшиеся по ходу просмотра канона, это вписывается - хотя не сказать, чтобы он мне был сколько-либо симпатичен.
И я всегда уважала людей, которые "допускают любую мысль" (ц)
Я никогда не забывала, что Фаренхайт был первым, кто оценил замысел Райнхарда - и ведь и Райнхард об этом никогда не забывал при всей его общей склонности пропускать мимо ушей такие вещи...
Короче, ещё раз - Фаренхайт мне более чем симпатичен. Намного больше, чем вытекает из этого фика.
А разве я в чём-то данного персонажа обвиняю? Отсутствие симпатии, к тому же, ещё не предполагает отрицательного отношения. И не противоречит интересу, хотя интерес сильнее в случае как раз окрашенности - той или иной степени.
Возникает такое ощущение, что я только что сказал про Фаренхайта какую-то гадость, и вы взялись его от меня со всем энтузиазмом защищать)
А говорилось только о том, что "всплытие" его в этом фике с довольно яркой характерностью было для авторов неожиданностью. Как к таким чертам отнесутся те, кто данного персонажа любит - я тем более не знаю.
А Ройенталь реально крут - на его месте я бы уж как-нибудь да постаралась написать что-то намного менее однозначное)) И уж совершенно точно остереглась бы писать на бумаге с голубым Морским Орлом)))
У Ройенталя случился приступ "назла" - когда "чем хуже - тем лучше" - хотели - получите, а что касается герба, то тут соавтору, который это предложил, мерещился, скорее водяной знак, чем логотип =))
Кстати, тут очень своеобразный Фаренхайт))
Ну, реплики, которые поручались адмиралам, поручались им в несколько... рандомном порядке, и мы и сами удивились, когда Фаренхайт !вдруг получился так ярко и характерно.
Чертополошина,
О да, они милы и любят стебстись над тем, кто попался.
А разве я в чём-то данного персонажа обвиняю?
Так и я вас ни в чем не обвиняю))) Но вы сказали, что он вам не сказать чтобы сколько-либо симпатичен, а я - что мне он симпатичен, и объяснила, чем, в числе прочего.
Муррр... а между прочим, Фаренхайта не так уж редко воспринимают именно в таком ключе, как он получился здесь. Одна моя знакомая называет его "лапушка ехидная".
Chiora, дык за плечами стоит канон, и рандом получается нерандомным)) Вот тот же "приступ назла" у Ройенталя... с другим адмиралом, наверное, другое что-нибудь бы приключилось))
Мырь, в кабаках, пожалуй, чаще всё же логотип, причем довольно яркий - реклама же)) Но ладно, пусть там будет водяной знак))) И без того всё это происходило "под голубым орлом"... голографическим... И в свете конспирологии - ведь это было бы более чем в духе Райнхарда - вручить ему впоследствии
голубойсиний плащ именно поэтому))за плечами стоит канон
Действительно стоит, и что характерно - оно интуитивно получается в рамках =))
Мырь, в кабаках, пожалуй, чаще всё же логотип, причем довольно яркий - реклама же))
Реклама, но если посетитель спрашивает бумагу, чтобы написать письмо, или что-то в этом духе, то он не станет писать на бумаге с логотипом =)
А мне, значит - голубой? Пойду убью Оберштайна! (из старого фандомного стёба)
Но Шенкопф тоже крут - угу, так и надо))
Так вот почему он "Тристан" на абордаж брал?)
Соавторы, это замечательный стёб!
вау.... Сугой!
Но по всей логике повестовования, ответное письмо Розенриттеры должны были писать тоже хором. Эти и без всякого спора найдут себе приключения. Да, а Линц бы что-нибудь рисовал *_*
Вот только стартовая посылка меня сквикнула... У Оберштайна чувство юмора всё же значительно выше пояса, и уж тем более ухмыляться он бы не стал, даже "одними губами".
Приятно, что понравилось.
Но по всей логике повестовования, ответное письмо Розенриттеры должны были писать тоже хором.
У нас, признаться, была такая идея.) Но получилось бы нечто сколь креативное, столь и малоприличное, так что в итоге решили ограничиться тем, что есть.
Да, а Линц бы что-нибудь рисовал *_*
Иллюстрацию к посланию Шёнкопфа в виде комикса, где подробно показывалось бы, что будет с Ройенталем в случае попытки добраться до Яна?
У Оберштайна чувство юмора всё же значительно выше пояса,
Так это, собственно, и не по разряду юмора проходит - а по разряду укола для ройенталевского самолюбия. Роющий яму для аналитика сам не заметит, как в вырытой яме окажется.; ) На глазах остальных адмиралов, чьё чувство юмора как раз вполне себе этого уровня.
Беатрикс
Старый, опытный камикадзе...
Ройенталь умеет и любит нарываться, причем с совершенно естественным видом.;J
Так вот почему он "Тристан" на абордаж брал?)
Именно.)) А что, объяснение не хуже многих других.
Спасибо.
Но по всей логике повестовования, ответное письмо Розенриттеры должны были писать тоже хором.
Полагаю, Шёнкопф счёл неуместным выносить тайну командира на обозрение своих ребят. Дело-то щёкотливое.
У Оберштайна чувство юмора всё же значительно выше пояса, и уж тем более ухмыляться он бы не стал, даже "одними губами".
Это не чувство юмора, как герр Коршун верно заметил - это понимание, что компания хотела развлечься за его счёт - и переключение "развлекаловки" на другую жертву.
Беатрикс, Так вот почему он "Тристан" на абордаж брал?)
А Ройенталь с перепугу справился с человеком в силовой броне, ага =)
Автор, браво!
Спасибо от меня и от соавтора, если он не придёт сам))
картинка
да мы и так в этом хворосте по самые уши ))))
Это было прошение об отставке, которое Яну вернули назад.
Я где-то даже демотиватор делала.