Автор: gr_gorinich при деятельной помощи М-ль Люсиль
Жанр и рейтинг: Роман-анекдот. AU, джен, многочисленные попытки кроссоверов со всем подряд.
Описание: отец Райнхарда фон Мюзеля – совсем не то, что вы о нем думаете. Приключения в космосе и на земле.
Отказ от прав: к тому, что написал Танака, и отсняли аниматоры, текст отношения не имеет. Все совпадения имен, названий, событий и таймлайна случайны. Автор за написанное ответственности не несет, перекладывая ее на блогосферу, откуда щедро черпались идеи и сюжетные повороты. Всякий, нашедший в тексте что-то свое, может прийти и забрать.
Предупреждение №1: у автора нет ничего святого, но автор незлой человек, текст получился такой же. Серьезным людям к прочтению рекомендуется с осторожностью. Загляните в первую главу. Если она вам не понравилась, не читайте.
Главы 1 и 2 здесь: www.diary.ru/~tytania/p169168810.htm
авентюра третья
Авентюра третья. В которой Аннерозе похищают, а «Мюзелябль» преследуют.
В знаменитом на всю галактику дворцовом комплексе Нойе Сан-Суси начинался вполне ординарный вечер. Военные чины и придворные потихоньку расползались по домам, слуги зажигали в комнатах электричество и смахивали с портьер несуществующую пыль метелочками из перьев. Кайзер Фридрих, с облегчением сбросив с плеч тяжелую мантию - надоела, проклятая!- отправился к фаворитке. Там ждал его ужин («И сегодня – даже без стрихнина, ваше величество!»), массаж поясницы и приятная беседа.
- Душенька, что-то снова у меня ревматизм разыгрался.
- А в народе говорят, ваше величество, что от ревматизма очень помогает, если ваш первый ребенок на рассвете, пока роса не просохла, по больному месту ножками потопает.
- Побойтесь бога, душенька, моей первой дочери сорок лет, и весит она пудов шесть, не меньше.
- А еще хороши припарки из коровьего помета, смешанного с керосином.
- И где вы только такой гадости наслушались?
- Так народная мудрость же. И вот никогда вы не соглашаетесь. Страшно далеки ваше величество от народа.
- Потому и жив до сих пор, душенька.
Аннерозе натерла кайзеру спину спиртовой настойкой, помогла надеть халат и уселась в кресле с вышиванием. В гареме царил покой. Молоденькая Мышь на кушетке деловито глодала хвост Империи, а та лениво замахивалась на нее лапою. Как и империя Голденбаумов, Империя была существом в преклонном возрасте и не любила тратить силы, попусту сражаясь с мелюзгой. Поэтому хвост у нее постепенно редел, а Мыши было не скучно. Под кушеткой тихо посапывала Левретка, ей снилось что-то странное: андроиды, которые мешали считать электронных овец. Поэтому иногда собака принималась ворчать и скрести лапами. Больше ничто не нарушало мирное молчание. Кайзер развернул газету, чтобы почитать новости о погоде, урожае и состоявшемся сегодня в Сан-Суси приеме феззанского посланника.
Тишину нарушил какой-то треск, где-то что-то рухнуло и покатилось.
- А что это, душенька, за шум такой на лестнице? – спросил кайзер, поднимая глаза от газеты.
- Это меня похищать идут, ваше величество.
- А, ну-ну. Так я, пожалуй, пока пойду, окна в розарии закрою, а то вечер выдался прохладен.
Когда кайзер вернулся, Аннерозе в комнате не было. Пяльцы с вышитым крестиком Винни-Пухом (надпись на нижней кромке гласила «Рудольф Великий») валялись в кресле, у распахнутого настежь окна ветер шевелил занавеску, а удивленные кошки сидели на столе и нюхали какие-то бумажки. Как скоро выяснил Фридрих, то были записки, оставленные похитителями. Из них первая была варварски приколота ножом к полированной крышке стола, и там было начертано решительное:
«Ты ее недостоин, старый негодяй! Р.М. и З.К.,
Вторая ощутимо пахла валерьянкою (неудивительно, что кошки заинтересовались) и была запечатана в конверт с затейливым вензелем. Когда кайзер вскрыл конверт, оттуда выпали пять зернышек апельсина и записка, выполненная из криво наклеенных на бумагу типографских букв:
«Положите бумаги на солнечные часы и держитесь подальше от торфяных болот. С.М. за С.Б.»
Мюзель-старший ценой своего неучастия в операции назначил доставку этого послания «лично в руки кайзера… ну или хотя бы на стол положите». Подпись, хотя Фридрих об этом, конечно, и не догадывался, означала «Себастьян Мюзель за Собаку Баскервилей».
Кайзер, покряхтывая, уселся в кресло и вызвал к себе государственного канцлера Лихтенладе. У канцлера был ревматизм почище фридрихова, но, ничего не поделаешь, пришлось являться и выслушивать душераздирающую историю о похищении. Кое-какие детали, вроде выстрелов и затихающих вдали криков о помощи, Фридрих по-гурмански добавил от себя, он знал, как нужно преподносить печальные истории. А канцлер, бывалый государственный муж, знал, как такие истории следует слушать. Он возводил очи горе, в подходящих местах ахал и качал головою, всем своим видом говоря: «Неслыханное злодейство!»
- Так что вы уж, голубчик, придумайте что-нибудь, - заключил скорбный рассказ Фридрих. – Верните мне мою душеньку… если, конечно, вам пост канцлера еще не надоел.
Пост не только не надоел Лихтенладе, но с каждым годом нравился все больше и больше, поэтому он понимал, что похитителей придется ловить. Вставал, однако, вопрос: как? Записки были очень уж малоинформативны, а экспертиза отпечатков пальцев, произведенная в полицейской лаборатории, тоже не очень помогла. В то время как обычные злоумышленники работали в перчатках и не оставляли никаких следов, на этот раз криминалистов ждал прямо-таки праздник: записки были захватаны так, что чистого места не было. Более того, складывалось ощущение, что бумажки лапала целая рота солдат, а поверх всего, перекрывая драгоценные узелочки и переплетения, отпечатались руки кайзера, канцлера и лапы как минимум двух разных кошек. Что прикажете делать с таким материалом?
Тогда, как всегда делалось в Рейхе, если следствие заходило в тупик, заинтересовались, нельзя ли свалить все на родственников замешанных в деле лиц. Родственники кайзера, хоть и занимались массой темных делишек, конечно, внимания полиции не привлекли, а вот родственники похищенной – другое дело. Тут же выяснилась крамола с постройкой космического корабля, и стало ясно, кого нужно искать. А вот где искать, было неясно по-прежнему. «Мюзелябль» покинул Один и скрылся в необъятных просторах космоса…
Об этом государственный канцлер немедленно сообщил кайзеру, коротавшему время за чашкой хорошего горячего грога.
- Вот и славно, голубчик, - сказал Фридрих. – Пошлите за ними в погоню какой-нибудь флот, какой нам сейчас не очень нужен. Много ведь их у нас?
И тут перед канцлером Лихтенладе во весь рост встала гигантская проблема. Чтобы выслать в погоню за «Мюзеляблем» хоть флот, хоть даже один паршивый крейсерок, канцлеру нужно было обратиться к военным. Так уж была устроена политическая система в империи Голденбаумов.
А выглядела она вот как: всеми делами вместо кайзера занимался государственный канцлер. В основном он занимался интригами против так называемого «триумвирата». Потому что власть в империи находилась в руках трех министров: министра обороны, министра наземных войск и военного министра. Как эти трое делили свои функции во время войны, и почему они занимались не только военными, но и всеми вообще государственными делами, никто уже не знал, не помнил и не вдавался. Так повелось, так отцы и деды жили, а значит, и нам подойдет.
Министры-триумвиры канцлера не любили, а кайзера – боялись. Потому что кайзер у них мог отнять должность, а канцлер все время приставал с какими-то требованиями и приказами, а поди, разбери, когда приказ от кайзера, а когда его сам Лихтенладе придумал. Не хотелось министрам поручения какого-то там Лихтенладе выполнять. Да они и вообще работать не любили.
И что канцлер ни попросит, министры ему сразу не давали, а тянули дело, пока уже и не нужно ничего становилось, отпадала надобность. Лихтенладе на них сперва жаловался кайзеру – но Фридрих Голденбаум был человеком не государственного ума. Реформ затевать не любил, важных решений принимать не хотел, а любимой его присказкой было: «Работает ведь? Вот и не трогайте, голубчик, не надо». Вот если бы какой негодяй розовые кусты в саду у кайзера потоптал, тут бы он рассердился и добился правосудия, а империя… подумаешь – империя!
Тогда Лихтенладе изобрел другую методу: интриговать. У него выходило, что интриговать – значит делать всем пакости, стравливать между собой и министров, и придворных, и вообще всех, кто под руку попадался. Иногда канцлер даже горничных в своем поместье стравливал – так, ради практики, чтоб навыки не ржавели. И так-то, с интригами, живее пошло: пока все ссорились, канцлер обычно успевал хапнуть что-нибудь для себя полезное и улизнуть, непотрепанным.
Но вот пришла беда, откуда не ждали: чтобы попросить какой-нибудь флот, нужно было заручиться согласием всех трех министров, а Лихтенладе их только накануне перессорил вусмерть, чтобы своему третьему сыну поместье добыть. Хорошее поместье, большое, с мягким климатом, с бездной полезных ископаемых… планета Пумперникель называется. И теперь эти трое ни за что одну бумажку не подпишут, а новую интригу заводить – так за это время похитители могут и за границы империи улететь, и тогда пиши пропало.
Государственный канцлер Лихтенладе вздохнул и принялся интриговать:
- Ваше величество, а флот-адмирал Мюкенберген вчера говорил, что боеспособных флотов у него на Одине нет, потому что министр наземных войск снял их с довольствия, потому что маркиз фон…
- Стойте, стойте, голубчик, - замахал ладошкою кайзер. – Что вы мне всю эту ерунду рассказываете? Будто уж прямо никакого корабля в порту не найдется?
- Какой-нибудь, может, и найдется, - осторожно сказал Лихтенладе.
- А зачем вам тогда министерские бумаги? Вот я вам приказик сейчас выпишу… «Все, что сделал податель сего, сделано по моему поручению… и для блага государства. Фридрих». Капитану – чин вне очереди и деньгами сколько-нибудь. Пускай их погоняются за этим… как там его?
- «Мюзеляблем».
- Вот-вот. Только, если вдруг догонят, вы им передайте, чтобы с кораблем как-нибудь поосторожнее. У меня там душенька и еще старый мой приятель, адмирал Гриммельсгаузен.
Кораблей в доках стояло видимо-невидимо, но канцлер Лихтенладе навел справки и остановил свой выбор на линкоре первого класса «Севрюга». Это был такой корабль… вернее, у корабля был такой капитан, что сплавить его подальше было сущим благословением и для дока, и для флота, а может, и для всей столицы. Капитан был молод, можно сказать – сопляк, но надоел он своему начальству, как не надоел за семьдесят лет адмирал Гриммельсгаузен (а это о многом говорит!). Не было такой заварухи, в которую этот человек не ввязался бы. Более того, когда никакой заварухи не было, он ее создавал – умело и быстро, практически профессионально. Драки, дуэли, «темные» для флотских офицеров самого высокого ранга, кутежи, сумасшедшие пари («Спорим, эта зажигательная пройдет над самым адмиралтейством, но флага не заденет?»), ночная пальба с криками: «Кто это был, признавайся, потаскуха?!»… Одним словом, капитан Оскар фон Роенталь умел создать себе репутацию. Красиво завершало эту репутацию наличие у капитана чувства юмора – юмора черного, как тропическая ночь.
В общем, избавиться от него хотелось многим, и не один конверт с рейхсмарками осел в кармане канцлера с просьбой: «А вы можете найти такую экспедицию, из которой не возвращаются?». Канцлер умел не только стравливать людей, он мог также быть приятным и полезным, и обещал, что «Севрюга» вернется нескоро… может быть, никогда.
К сожалению, уже готовясь отправить приказ, канцлер Лихтенладе вспомнил некоторые истории о капитане Роентале, которыми его снабдили в нагрузку ко взяткам. Посылать такого человека за красивой женщиной можно только в том случае, если женщина вам без надобности. Но кайзеру ведь не скажешь потом: «Извините, графиня фон Грюневальд послала вас к черту и спит с флотским офицериком». Пост канцлера в таком случае гарантированно станет вакантным.
А деньги Лихтенладе уже взял… нехорошо. Не возвращать же теперь. Но Лихтенладе был тертый калач, и верный выход нашелся сразу же: помощником на «Севрюгу» прикомандировали капитана Миттермаера. Этот добрый молодец был известен тем, что в половине безобразий, учиненных Роенталем он участвовал, а вторую половину – наоборот, прекратил. И насчет историй с женщинами был строг – сам ведь только что женился. Можно было надеяться, что при нем Роенталь не зайдет уж совсем за рамки приличий. Во всяком случае, господин Лихтенладе сделал, что мог, и, отправив приказ с нарочным, приготовился с чистой совестью отдохнуть от трудов праведных.