[tytania]

Фандом: Tytania
Рейтинг: PG
Сеттинг: начало романа

Непривычная для жителя станции весенняя сырость и нервное напряжение последних недель делают свое дело - Жуслан сваливается с простудой сразу же по прибытию с Лютеха. Впрочем, "сваливается" слишком громко сказано, скорее - ссыпается в кресло у окна. У него даже температуры толком нет, и от этого еще хуже - приходится пережидать болезнь без таблеток.
Жуслан сидит, завернувшись в одеяло, настроение у него отвратительное, в висках давит, в глазах словно песок насыпан. Его оставили в покое, только Франсия время от времени приносит горячий чай, или книги, или сладости - в Уранибург привозят самое лучшее со всех планет и Жуслан постоянно пробует что-то новое. Пока что у него в фаворе леденцы, Жуслан никак не может запомнить их название, но они похожи на стеклянные бусины, и так он их описывает Франсии. Он помнит, что когда-то в детстве уже ел их - кажется, отец привез гостинец из поездки.
Мысли об отце одновременно и греют и пугают - Жуслан боится болеть, хотя сам не любит себе в этом признаваться. У отца все началось с обычных головных болей, а закончилось смертью в возрасте всего сорока с лишним лет. Жуслан следит за здоровьем, а во время каждой болезни прислушивается к себе - то, что с ним происходит, еще нормально? Или тоже признак отцовского недуга?
Тяжелые мысли, и не понятно, влияет ли так на них болезнь или недавние события. Жуслан не раз наблюдал смерть людей и довольно часто это оставляло его равнодушным, но казнь премьер-министра будто надломила что-то внутри. Это было даже где-то буднично, никаких рек крови или безутешных вдов, заламывающих руки над телом супруга. Просто один выстрел, короткий женский взвизг, сухие слова Аджимана и тишина.Которая давила Жуслану на уши и которую он бы с удовольствием нарушил сам, криком "почему вы не говорите ничего?" Он знает, как звучит испуганная тишина. Или тишина, наполненная ненавистью. Тут она была другой. Задумчивой. И Ариабарт, Жуслан запомнил, тоже выглядел задумчивым.
Жуслан брезгливо стряхивает с колен книгу в бархатном переплете. История Титании, зачем он вообще попросил Франсию принести ее? Книга, упав, раскрывается точно на середине, как раз там, где иллюстрации, и на Жуслана с разворота глядят Нури и Невил. Невилу на портрете около сорока, он поджар, в глазах смешинки, уголки губ приподняты. В старости он обрюзг, начал лысеть, и почти совсем перестал улыбаться. Ему, наверное, было нелегко, когда Нури по сути узурпировал власть.
По ассоциации с казнью премьер-министра Жуслан вспоминает другую, описанную в книге сухо, всего парой строчек. Жан Феррат, которого казнил Нури и убил всю его семью, даже малышей, никому не опасных. Жуслан вдруг задумывается, где это происходило. Здесь, в Уранибурге, да, но где? Не на главной же площади на первом уровне, а ведь там было немало народу. Дети, женщины, и они наверняка плакали. Мужчины, которые умоляли о пощаде, не себе даже, своим семьям, или пытались сопротивляться. Подождал ли Нури, пока убили всех домочадцев Жана и только потом отдал приказ о казни старого соратника своего отца? Показал ли он ему тела? Или милосердно дал ему умереть самым первым, оставив надежду, что для остальных все еще обойдется?
Жуслан представляет себя на месте Жана и ежится, пытаясь прогнать холод из мыслей, холод из сердца. Из всех историй нужно извлекать уроки, сказал отец, и Жуслан извлек даже из этого кошмара двухсотлетней давности кое-что полезное. Своих близких он обезопасит. Обеспечит им пути отступления, чтобы на нем ничего не прекратилось - eго с детства воспитывали, что нить не должна прерваться. Жуслан, едва достигнув совершеннолетия, знал, что от него ждут внуков. Наследников. Отец никогда не говорил об этом прямо, но Жуслан был уверен - скажи он, что скоро сам станет родителем, тот был бы счастлив. Каждый раз, как Жуслан заговаривал о какой-нибудь девушке, с которой танцевал накануне, отец пытливо вглядывался в него, надеясь увидеть подтверждение своей надежде. Наверное, это присуще не только их клану, а вообще всем родителям единственных детей, но Жуслан, глядя на сухощавого, даже на фотографии внимательного Нури, думает - мы протягиваем ленту через время, и почти никого не интересует, хотим ли мы вплетать в нее новые нити.
Еще одна больная мысль. Kогда Жуслан не так устал, не так плохо себя чувствует, он никогда не позволяет себе задумываться об этом. Клан должен существовать, и это не наивная уверенность ребёнка, для которого семья - это мама и папа, и бабушка, которая приезжает изредка, привозя игрушки и сладости, и не категоричность подростка, который уверен в собственной неординарности из-за принадлежности к самому могущественному семейству. Титания должна быть.
Он наклоняется за книгой, аккуратно поднимает ее с пола, поглаживает по переплету, будто прося прощения. На этих страницах собраны все люди, творившие историю в последние двести лет, а в самом конце - родословная, запутанная донельзя, но Жуслан еще в детстве научился в ней разбираться. Книга вышла двенадцать лет назад, так что Жуслан в ней тоже есть, а рядом с именами отца и матери стоят только даты рождения. Он проводит пальцем по их именам, спускается до своего - после него пока никого нет. Зато рядом, пожалуй, думает Жуслан с сухим смешком, рядом с ним даже многовато народу. Все его кузены и кузины, Ариабарт через два имени после него, и можно представить, что они и не связаны ничем, кроме нескольких общих предков.
Жуслана знобит, надо лечь в постель, врач что-то говорил насчет возможного лечения - но это запомнила Франсия, самому Жуслану было в этот момент слишком плохо. Нельзя, конечно, отдавать кому-то контроль над собой, даже в такой малости, но пока Жуслан слишком устал, а Франсия знает свое место.
Когда отец болел - Жуслан морщится от неожиданного и ненужного сейчас воспоминания - он всегда сидел в гостиной, накинув на колени плед, и читал. Или смотрел, как вышивает мать. Жуслан, пока не понял, к чему ведут все учащающиеся приступы, любил сидеть вместе с ними и разговаривать с ними обоими. Подавать нитки маме, приносить книги отцу - все это могла делать и прислуга, но Жуслану было приятно быть им полезным. Ему такие мелкие услуги сейчас оказывает Франсия, но это, конечно, совершенно не то. Он пока один - некоторые говорят, что Жуслан одинок, но он знает лучше - он просто пока не обзавелся семьей. Это не одиночество, это... Жуслан окончательно путается в собственных мыслях. Он встает, одеяло сползает на пол и Жуслану сразу становится холодно. Он зовет Франсию и она - будто за дверью стояла - тут же появляется и помогает ему дойти до спальни.
Завтра все будет проще, завтра ему будет лучше, и исчезнет это отвратительное ощущение пустоты в груди. У него слишком много дел, чтобы валяться больным, думает Жуслан.
Надо что-то делать... хотя бы для клана.