Без заявки, Жуслан/Ариабарт, R с натяжкойБез заявки, Жуслан/Ариабарт, R с натяжкой
В шестнадцать - любопытство, неуверенность, боязнь не справиться. В шестнадцать реакции собственного тела - что-то вроде взбесившегося под тобой коня, только вот упасть на уроке верховой езды не так постыдно. Удовольствие, быстрое и острое, почти сразу смывается беспокойством - не случилось ли все слишком быстро, не был ли он смешон, удалось ли оправдать ожидания. В шестнадцать нет ничего страшнее снисходительной женской улыбки.
В двадцать он знает правила, и ему еще не надоело играть в эти игры. Взаимное коллекционирование - для кого-то он тоже ценный экспонат, даже временное обладание которым престижно. А у него еще не было высокой блондинки, так что все честно. Каждый получает то, что хочет. Ну (взгляд у блондинки слишком хищный, а холеная ручка - слишком цепкая) кто-то, возможно, получит меньше, чем рассчитывает.
В двадцать пять все ходы выучены наизусть, все комбинации разыграны, новые фигуры на доске почти не вызывают интереса, хотя интерес этот нужно иногда изображать. Из пешки можно сделать королеву по своему вкусу. И не то чтоб его увлекает этот процесс, но без королевы никак, так что лучше позаботиться заранее. Темная пешка послушна, умна и не лезет не в свои дела. Может быть, лет через пять-шесть...
В двадцать семь кажется поначалу, что он играет в совсем другую игру. Ничего общего - другой противник, другие цели, другие методы. И только оказавшись на опасно-близком расстоянии он осознает сходство. Но начинать почему-то приходится с самого начала - любопытство (я правда этого хочу?), неуверенность (стоит ли рисковать тем, что есть?), боязнь не справиться ( я, знаешь ли, всегда играл на другом поле...)
Правила летят ко всем чертам, когда во взгляде голубых глаз он видит приглашение, следовать которому боится, но удержаться не может. Правила перестают существовать, когда он видит, как эти глаза распахиваются, когда он делает первое, и, судя по шипению, слишком резкое движение бедрами и когда делает последнее, перед тем как прижаться всем телом, обмякнуть, потеряться в собственных ощущениях, ухватиться за чужой шепот - собственное имя.
В двадцать семь он готов изменить мир ради этого, и еще не знает, что готовность эта потребуется быстрее, чем обещают самые смелые прогнозы.
Жуслан, Ариабарт - утро для каждого из них, NC-17Жуслан, Ариабарт - утро для каждого из них, NC-17
Жуслан Титания никогда не являлся любителем утреннего секса, но сказать об этом женщине, которая прямо сейчас вылизывала его член, было бы бестактно, поэтому он молчал, нацепив на лицо одобрительную улыбку. Изображать удовольствие не требовалось - оно было неподдельным. С этим ротиком он познакомился близко еще вчера и помнил, на что он способен. Но ночью он не мог позволить себе расслабиться и насладиться этими ласками до конца, а сейчас именно это от него и требовалось, так что Жуслан повиновался без колебаний. Когда это не шло вразрез с его планами, он всегда шел на поводу у дамских капризов. Тем более у капризов с такими приятными последствиями. Он произнес ее имя перед самым оргазмом, вполне сознательно - просто подумал, что ей это будет приятно. Женщины всегда придавали значение подобным мелочам.
- Спасибо...чудесное пробуждение.
Жуслан сделал вид, что не заметил вопроса в ее глазах. Решение о том, задержится ли у него очередная гостья и, если да, то насколько, он принимал, обычно, после завтрака.
- Я сейчас кончу...
Полсон всегда предупреждает, хотя Ариабарт ни разу не отстранялся во время его оргазма. Иногда у него не получается выговорить эту фразу целиком, приходится ограничиваться "Я сейчас..." и ли даже просто "Я...", но Ариабарт понимает, о чем речь, по одной лишь интонации. И никогда не отстраняется. Его возбуждает эта смесь ощущения собственной власти и подчиненного положения, но на продолжение времени уже нет, да Ариабарт на это и не рассчитывал. Ему просто хотелось поблагодарить Полсона за вчерашнее. За то, что тот, безошибочно, как всегда, почувствовал, что ему, Ариабарту, нужно, и выполнил с чисто армейской скрупулезностью.
Через две минуты он уже чистит зубы, хотя поспешность эта объясняется жестким графиком, а не тем, что ему противен вкус во рту.
Полсон слышит, как за дверью шумит фен, и только тогда произносит тщательно удерживаемое на губах до этого имя. У него остается еще время, чтобы уйти к себе до того, как Ариабарт выйдет из ванной.
АУ, Ариабарт младше Жуслана на двадцать лет, G АУ, Ариабарт младше Жуслана на двадцать лет, G
"Седина в бороду..." - насмешничает старая пословица, но у отца Жуслана в его сорок четыре не было ни одного седого волоска, и растительности на лице он не терпел. Зато у него есть незаконный сын, появлению на свет которого Жуслан удивляется, учитывая сразу два фактора - осторожность отца и его состояние здоровья на предположительный момент зачатия. Что это было? Последняя вспышка страсти? Помутнение рассудка? Они с матерью всегда...тут Жуслану требуется время, чтобы подобрать слова, он отметает один за другим варианты "жили душа в душу", "любили друг друга", останавливаясь на наиболее правдивом - его родители всегда уважали друг друга. Вопросы касательно того, что именно побудило отца закрутить интрижку не с кем-нибудь, а с женой главы другого дома, остаются без ответов - некому ответить. Отец умер три года назад, а мама ушла в прошлом году, наверно, так и не узнав о прощальном сюрпризе от супруга. Оно, уверен Жуслан, и к лучшему.
У него есть брат - Жуслан повторяет это про себя, но не встречает никакого внутреннего отклика. Это просто слова - констатация факта. Он знает, как его зовут, он видел фото, у него на столе самое полное досье, которое только можно собрать на ребенка двух с половиной лет от роду. Этот ребенок ему неопасен. Хочется добавить "и неинтересен", но вот это как раз неправда. Интерес с примесью жалости - его сводный брат (Жуслану не хочется называть его ни звучным "бастард", ни уничижительным "ублюдок) не нужен абсолютно никому, так что решение созревает быстро. По крайней мере обеспечить достойное воспитание и содержание. Отец так и не узнал о том, что сыновей у него двое, но он едва ли оставил бы ребенка без малейшей поддержки, даже если бы и не испытывал восторга по поводу его появления на свет. Жуслан несентиментален, но он чувствует что-то вроде молчаливого одобрения со стороны, когда подписывает все бумаги, подозрительно напоминающие акт купли-продажи. Ему легко быть милосердным и даже щедрым, но Жуслан не может отделаться от мысли, что его реакция была бы совсем иной, будь его брат старше...будь он, допустим, вообще ровесником Жуслана. Но ему только два с половиной. Жуслан годится ему больше в отцы, чем в братья. Мысль о перспективе и даже необходимости обзаведения собственным потомством вызывает у Жуслана почти досаду, от которой он отмахивается привычным "не сейчас". Сейчас у него есть, чем заняться. Точнее, кем.
Жуслан связывается со своей старой няней, их отношения давно исчерпываются взаимными поздравлениями и редкими подарками, но то, с каким энтузиазмом она отзывается на его просьбу, говорит Жуслану, что он не ошибся. Он ведь ничего не смыслит в воспитании детей, понятия не имеет, как общаться с ними. Ему просто хочется, чтобы брату (это слово с каждым разом произносить про себя все легче и даже приятнее) было хорошо. А дом достаточно большой, чтоб Жуслан не испытывал от такого соседства ни малейшего неудобства.
Во время их первой встречи няня держит Ариабарта за руку, тот смотрит на Жуслана несколько секунд, а потом со скоростью испуганного кролика прячется за широкой юбкой. Жуслан не знает, нормально ли это или он успел чем-то напугать ребенка. Няня уговаривает своего подопечного выйти из укрытия, но Жуслан останавливает ее - у них будет время познакомиться поближе, а смотрины сейчас ему не нужны. Но он не может все же не отметить, что Ариабарт в матросскoм костюмчике (кажется, у Жуслана был похожий), со своими голубыми глазами и золотистыми кудряшками выглядит даже не ребенком, а глянцевой рекламой ребенка со слоганом "ваш идеальный малыш".
После рабочего дня наведываться в детскую смысла нет - Ариабарт засыпает в девять, выпив порцию теплого молока, но Жуслан все же заходит - комнату, так хорошо ему знакомую, обновили. Все другое - отделка, мебель, игрушки, которых, кстати, не так много, но няня просит не задаривать мальчика. Жуслан легко соглашается с ней. Поправляет одеяло, которое никуда не сползло, и чувствует себя при этом немного глупо, но правильно.
Это же ощущение правильности охватывает его, когда он видит няню, гуляющую с Ариабартом в саду и думает. что нужно поставить качели там, где они стояли раньше. И вот сидя в качелях, Ариабарт впервые улыбается ему. Жуслан не удивляется, увидев на его щеках обаятельные ямочки, и улыбается в ответ. Успешный контакт закреплен пятью минутами, пока Жуслан раскачивает качели. Ариабарт счастливо смеется, а няня, которая хочет сказать, что не нужно раскачивать так высоко, молчит, не желая мешать этой хрупкой пока еще связи.