На фест "Любимый герой жив"

[tytania]

Заявки такой, конечно, не было, потому что никто этих героев любимыми не назовет. И я не назову.

Название: "Поземка"
Автор: Люсиль
Фэндом: Legend of the Galactic Heroes
Пейринг: барон Флегель/маркиза Бенемюнде
Рейтинг: G
Примечание: написано на весенний фестиваль АУ

Маркиза Бенемюнде живет в изгнании на заштатной планетке, самом старом фамильном владении. После театрального самоубийства не приходится привередничать: она и так удостоилась неслыханной милости - ей подарили ее жалкую жизнь и сохранили честь, а взамен потребовали самой малости, всего-навсего заставили пережить унижение и смертный страх. Мера за меру: попробуйте-ка припомнить хоть одного счастливчика, который покушался на собственность короны и отделался вот так легко. Маркиза едва не умерла от счастья, когда очнулась в затрапезной комнатке где-то на окраине, под конвоем и наблюдением врача. И ей, растрепанной, в разорванном на груди платье, торжественно прочитали указ - о том, что император в своем безграничном милосердии сохраняет ей жизнь и приказывает удалиться в вечную ссылку.
Стоит чувствовать себя униженной, но смерть потрясающе меняет людей. Присмиревшая маркиза уезжает тишком, тайком, скрыв лицо под черною вуалью. На похоронах зарывают пустой гроб, и никто не плачет - так, только служанки вытирают глаза, да вздыхает семейный доктор: он-то чувствовал, что этим все и закончится. Бедняжка маркиза, несомненно, страдала нервным расстройством. Ей бы помогли свежий воздух и покой, удаление от всех тревог, а теперь ее принимает и врачует кладбищенская земля.
Доктор не знает, что маркиза с запозданием выполняет его советы, забивается, как в нору, в маленькую деревушку на планете Броккенберг, и смирно живет, ни на что не надеясь, точно смерть и воскрешение в самом деле излечили ее. Размеренное существование, чинные прогулки, морские купания - вот и все, что остается ей, важной даме, удаленной от двора. Она даже и не пытается подсластить эту жизнь воспоминаниями о былых триумфах, нет, она стихает, и по утрам, заплетая волосы в косу, замечает, как прибавляется в них седины.
Так проходит год, и до Броккенберга добираются с опозданием известия о переменах в империи: старый Фридрих умирает, вспыхивает Липпштадтское восстание, дворянство раскалывается и сходится в последней битве. Но здесь, в стороне от космических трасс и полей сражений, все остается по-старому: жителям дела нет до дворянских распрей, а война маркизы давно окончена. Жизнь течет, как ручей, дни похожи друг на друга. И лишь в декабре нежданный гость нарушает ее уединение: беглый барон фон Флегель прибывает на Броккенберг, не случайно, а точно зная, что найдет там маркизу-изгнанницу. Теперь планету пора переименовывать в Вифанию - место сбора нежданно воскресших мертвецов.
Она молча впускает его в свой дом и до вечера ни о чем не расспрашивает - пока он отдыхает и бреется, принимает ванну, привыкает к твердой земле под ногами. Есть что-то отрадное в возвращении - пусть не в столицу с победой, но все-таки к жизни из небытия, из пустого и черного пространства. На стеклах тускнеет легкая изморозь, иней лежит на деревьях в саду. Год заканчивается, и барон фон Флегель рассматривает себя в зеркале так, будто не узнает свое отражение. Все перевернулось, все пошло прахом. Но, по крайней мере, он нашел убежище, и вечером, за ужином, можно вздохнуть свободнее, пока маркиза зажигает свечи.
- И вы не боитесь укрывать преступника? - спрашивает он совершенно серьезно. Что-то случилось с ним, пока они не виделись: похоже, он научился ценить не только свою жизнь. - Если меня отыщут здесь, то вам несдобровать.
- Пускай. Я ничего не боюсь.
- Впрочем, меня не станут искать. "Вильгельмина" взорвана, меня считают погибшим.
- Тогда вам не о чем беспокоиться.
Они молчат, огонь потрескивает в камине. Холодает, скоро ударят настоящие морозы, выпадет снег. Маркиза привыкла коротать зимние вечера за чтением и вышиванием, к ней возвращаются привычки далекого девичества. В столице она месяцами не брала в руки ни книги, ни иглы. Но чем-то надо заниматься, иначе сойдешь с ума от безделья. В глубине души она рада барону: наконец-то будет с кем побеседовать. Если только он задержится тут надолго.
- Чем вы теперь намерены заняться, барон? Организуете сопротивление и пойдете по стопам вашего дядюшки?
Барон вздыхает и качает головой. Поражение и бегство сбили с него спесь, он - тоже с запозданием, увы, но лучше поздно, чем никогда, - начинает взрослеть. И маркизе, давно не видавшей молодых мужчин из высшего света, кажется, что он даже похорошел за время разлуки. Конечно, она ошибается - он скорее подурнел, затяжная война никого не красит. Но он избавился от привычки щурить глаза и манерно кривить губы, и точно сбросил несколько лет. Маркиза не ведает, что и сама изменилась к лучшему - сельский воздух пошел ей на пользу.
- Нет, маркиза, полагаю, с военными подвигами покончено. Удача изменила нам с белобрысым щенком.
- Сейчас вы скажете, что так поступают все женщины - уходят к сильнейшему, - замечает маркиза, улыбаясь. - Но только не я.
- Но только не вы, - соглашается барон. - И я предпочту подражать вам, чем своим соратникам.
- Значит, вы смиритесь?
- Смирились же вы.
- О, я... С тех пор, как умер император, на что мне надеяться? Я чувствую себя его вдовой.
- Что ж, у вас на это больше прав, чем у графини Грюневальд.
В былые годы это замечание вызвало бы мстительную, удовлетворенную улыбку на губах маркизы - но то время давно позади. Со смертью того, кто был предметом раздора, ушла и ненависть к сопернице. Прежде маркиза в каждом сне видела мерзкий и соблазнительный образ разлучницы, холодноглазой змеи, а теперь она спит сладко, как в детстве, и кошмары ее не тревожат. Она кивает легко и величественно - и впрямь, как вдовствующая королева, но отвечает лишь:
- Вы очень любезны, барон.
- Вы переменились, - говорит он удивленно, будто только сейчас замечает это.
- Вы тоже. Впрочем, война, наверно, всех меняет, к добру или к худу.
- И как же изменился я?
- Вы ждете комплиментов, барон? Простите, я не умею их говорить, - колко отвечает маркиза и подпирает щеку худой, очень белой рукой. Она больше не носит ни колец, ни браслетов, вероятно, ей приходится постепенно продавать и проживать свои украшения; ведь в столице она привыкла к роскоши и к комфорту. А здесь ей прислуживают две деревенские девушки, ветхий дом увит диким виноградом, двери скрипят, и старая мебель вторит этому скрипу. По комнатам гуляют сквозняки, и маркиза кутается в шаль. Вряд ли новая власть сохранит ей маленькое содержание, назначенное еще покойным императором: уходит время фаворитов и пенсий, распахнутую настежь казну прикроют и запрут на засов. И счастьем будет, если выплаты просто отменят, а не станут допытываться, кто скрывается под именем госпожи фон Альтенау, получающей ежемесячно жалкую сотню-другую марок. Нет, пусть лучше она таится в безвестности и глуши, подальше от сияния нового солнца, пусть тихо старится и доживает свой век, как монахиня, как истинная королева в изгнании. Эти мысли должны приносить ей утешение.
- Оставим комплименты, маркиза, - предлагает барон и берет ее за руку. Как резок и странен контраст: в прежние годы, в столице, они оба были белоруки, но теперь кожа у него загрубела и высохла в очищенном воздухе космических кораблей. А у нее исхудали пальцы: жилы выступают, как у старухи. Она чувствует его пристальный взгляд и говорит с горечью:
- Да, барон, теперь комплименты будут ложью. Я очень подурнела.
- Ничуть. Вы прекрасны, как прежде.
- Вы утешаете меня.
- Разве я когда-нибудь лгал вам?
- Вы полагаете, я такая дура, что не замечала вашей лжи?
- Нет, что вы. Ну хорошо, но сейчас я не лгу вам. Вы прекраснее, чем были, поверьте мне.
Барон фон Флегель, дворянин без владений, мятежник и предатель, улепетнувший, как заяц, от неминуемой смерти, улыбается и прижимает тоненькие пальцы к губам. От них чуть-чуть пахнет рыбою и солью: маркиза учится сама готовить, ей больше никого не нужно чаровать и покорять, ей можно теперь пахнуть, как морской русалке. Он не лжет, она сейчас очень хороша, и поцелуй длится легко и непринужденно: нет больше ни вежливости, ни установленных приличий. А барон на войне забыл, когда в последний раз целовал нежную дамскую руку.